Была середина дня, но казалось, что середина ночи. Единственным источником света под грязно-черным низким небом служили горящие вокруг развалины. Кислотный дождь лил как из ведра, превращая густой слой кирпичной пыли под ногами в чавкающую глину. Потоки воды не могли заглушить огненной бури пожаров. Слышно было несмолкаемое сдавленное шипение воды, встречающейся с огнем, и клубы пара, накатывающие, словно туман, ухудшали видимость еще сильнее.

«Вот на что похож ад, — решил Голанд. Затем поправил себя: — Это и есть ад».

Дарик Голанд опустился коленями в грязь и взялся за настройки ауспика. Мокрые пальцы все время соскальзывали с панели наладонника. Где-то за спиной, среди дождя, протяжно и страшно кричал человек. Обезболивающего больше не было, не осталось ни ампул с морфием, ни медиков, ни надежды.

Ауспик принялся выдавать частичные всплески, какой-то странный отклик. Голанд тихо выругался. Что это означает? Прячется кто-нибудь за сыромятней или нет? Он встряхнул прибор и стукнул им по бедру в надежде, что всплеск ― лишь дефект изображения, вызванный трещиной в дисплее.

Внезапно в нескольких сотнях метров слева обрушилась какая-то массивная постройка — арка или опорная стена. Со звуком, похожим на грохот сходящей лавины, она опустилась в огненную пучину, которая и была причиной ее разрушения. Искры взметнулись тучей светлячков, и дождь тотчас пожрал их. Сотрясение и грохот заставили людей Голанда дрогнуть.

— Спокойно! Спокойно! — крикнул он. — Это просто от пожара! Всем оставаться на местах!

Нервы у них уже ни к черту. Еще чудо, что большинство до сих пор не разбежались. Их выпустили против врага, который превосходил их по всем параметрам. Эта война была не для пехоты. Такая война вообще не для пехоты.

Им — и Голанду — грохот рухнувшей постройки показался предрекающей смерть поступью махины. На этих узких, зажатых меж высоких стен фабричных улицах, как они уже узнали, на свою беду, падающая стена служила зачастую единственным предупреждением, что в атаку на тебя прет махина.

Ядовитый смрад потек по узкому переулку. Голанд сдержал рвотный позыв. Пожар в сыромятне добрался до складов кож, и в воздухе распространилось зловоние обугленной плоти и горящего жира.

Голанд еще раз глянул на ауспик. Всплеск исчез. Поврежденный экран теперь показывал лишь топографические объекты и энергетический шум от пожаров. Что это — правда или очередная ошибка дисплея?

— Ну что, выдвигаемся, командир? — спросил рядовой Кинер.

Голанд поднял голову. Кинер съежился в разбитом дверном проеме; по его шлему, плащу и оружию струился едкий дождь. Шестью днями ранее, в дружественном тепле ротной казармы СПО, они праздновали двадцатый день рождения Маки Кинера. Голанду показалось, что сейчас, бледный и измученный, рядовой выглядит на двенадцать.

— Прежде чем мы двинемся, я хочу быть уверен, что это ублюдочное чудище ушло, — ответил он. — Держись, ладно?

Кинер кивнул.

Где-то в километре слева заколошматило орудие махины. Несмотря на расстояние, грохот потряс землю. Голанд и Кинер вздрогнули.

— Сраный ад! — взвизгнул рядовой.

— Держись, — повторил Голанд. — Поверь мне, Маки, — просто продержись, и я вытащу тебя отсюда.

— Вокс! Вокс! — раздался сзади сорванный голос.

— Я здесь! — крикнул Голанд, поднимаясь на ноги и размахивая руками в струях дождя. Тертун, связист отделения, подбежал и рухнул на землю рядом.

— Сигнал из Принципала! — неразборчиво выплюнул он, обтирая дождевую воду с лица и протягивая трубку Голанду.

Голанд взял трубку и присел возле связиста.

— Херес-Пять СПО, прием.

— Херес-Пять СПО, это Принципал. Сообщите свое местоположение.

— К югу от субулья Гинекс, Принципал. Не хочу сообщать точные координаты — нас прослушивают.

— Уточните, Херес-Пять СПО.

— Противник. Они настроились на все наши каналы и системы. Они нас прослушивают.

— Вас понял. Это майор Кайрнс?

— Кайрнс убит около часа назад. Это сержант Голанд, замещаю командира. У нас три, возможно четыре, махины, буйствуют в сельхозпригородах. Серьезные сопутствующие разрушения. Их ничем не остановить.

— Каковы ваши силы, сержант?

— Подождите, Принципал. — Голанд поднял голову, смаргивая едкие капли с ресниц. — Провести перекличку! — крикнул он в ливень.

Ответило восемнадцать голосов, некоторые — глухо и издалека. Всего восемнадцать. Еще утром он шагал вслед за Кайрнсом с семьюдесятью пятью солдатами СПО.

— Один-восемь, восемнадцать, — прохрипел Голанд в вокс. — Нас здесь разносят! Принципал, сообщите, где Легио Темпестус? Нам приказали ждать Темпестус.

Повисла долга пауза.

— Темпестус сейчас недоступен. Мы отправляем к вам шесть «Стервятников».

— «Стервятников»?! — воскликнул Голанд. — «Стервятники» не сделают ни хрена! У нас тут махины! Три, может быть четыре, «Разбойника» и еще «Владыка»! Я не шучу, Принципал, нас тут испаряют, и нам нужна поддержка махин!

— Ожидайте, Херес-Пять СПО, — протрещал вокс.

И смолк.

«Они говорят мне ждать, — подумал Голанд, — а я говорю парням держаться. Мы тут все сидим и ждем, пока не разверзнется ад и не утащит нас всех вниз».

— Чертовы идиоты! — сказал он связисту, бросая трубку обратно. — Ни черта не понимают.

Он поднялся и окинул взглядом разрушенную улицу. Уцелевшие бойцы его отряда жались в ямах и воронках позади него, облепленные грязью и обгадившиеся от страха.

— Херес-Пять, внимание! — крикнул Голанд. — Пушка? Пушка осталась? Нет? Взрывчатка? Или плазма?

Никто не ответил.

— Огнемет хотя бы? Кто-нибудь! — отчаянно вопрошал Голанд.

Он подождал еще, но вместо ответа раздался жуткий, протяжный грохот падающих камней.

— О черт! — завопил Тертун.

Голанд обернулся.

Высокие стены и трубы горящей сыромятни рушились. Они падали, потому что их ломали.

Она не ушла. Ауспик соврал.

Кирпичная кладка, каменные блоки, поперечные балки хлынули на улицу, словно оползень, скатываясь и подпрыгивая в вихре огня. Грязь и искры взметнулись в воздух, и проливной дождь тут же превратил взлетевшую пыль в падающие капли дегтя.

Когда рухнули стены, обжигающее пламя внутри сыромятни глотнуло кислорода и радостно воспрянуло, желто-белое, метров на шестьдесят в черный воздух. За стеной огня возвышалось нечто. Грубое подобие человека — человека, увеличенного до тридцати метров.

Махина стояла за огненным занавесом, словно силуэт бога, и смотрела на них.

— Бегом! Бегом, ради всего святого! — заорал Голанд.