Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед выходом в свет капитан привычно надел шляпу, которой дорожил уже почти так же, как Боярский, полюбовался на себя в зеркале, одернул камзол.
— По-прежнему неотразим, — сделал вывод Блад. — Надеюсь, Алиса не приревнует, когда я объявлю охоту на белокурых «зайчиков».
— «Зайчиков»? — в каюте появилась гнома.
— Корабль большой. Кто знает, сколько их здесь бродит. Так, Нола, утренний доклад. Кто чем занимается?
— Капитан! Ты предлагаешь мне стучать? — искренне изумилась гнома.
— Неправильная постановка вопроса. Не стучать, а докладывать.
— Это другое дело. Значит, так: профессор Лепестков и Фиолетовый о чем-то шушукаются в кают-компании в ожидании завтрака, Алиса шипит от злости и роется в своих вещах, Джим издевается над бортовым компьютером…
— Издевается?
— Издевается. Заставляет его рисовать Стесси во всех ракурсах в закупленных для нее на Блуде нарядах, а иногда и вообще без них.
— Понятно. Дальше.
— Капитан Блад издевается над бедной Нолой и заставляет ее стучать на…
— Ага, — насторожился Пит. — Ты так искусно обошла своего создателя, что…
— Кого?!!
— Нашего Гиви… Кстати, первый день полета, ясно, он, как и профессор с Фиолетовым, был с дикого бодуна, но я и вчера его весь день не видел. Так чем он занимается?
— Как и положено хорошему бортмеханику, приглядывает за работой оборудования, — отрапортовала гнома.
— Где именно? — потребовал уточнить капитан.
— В двигательном отсеке.
— У скачкового двигателя, — сообразил Блад, до которого начало доходить, как именно гном приглядывает за оборудованием.
— Ну да. За движком ухаживает.
После феерического взлета с Земли, когда они умудрились на трех неисправных двигателях, подключенных по дикой схеме, преодолеть двадцать с половиной световых лет за восемь секунд вместо положенных трех суток, гном все не унимался, пытаясь заставить скачковые движки работать как надо. Эта попытка после старта с Селесты вогнала корабль в дикий режим, и он развернулся в трехкилометровую громадину, но как только Бладу с помощью томагавка (то есть сдернутого с пожарного щита топора) удалось их укротить, корабль вернулся в первоначальное состояние. Теперь на «Ара-Белле» стоял новенький исправный двигатель, который вывел судно в подпространство по всем правилам, что умилило гнома, и он теперь…
Блад выскочил из каюты и помчался проверять свое предположение. Предыдущие два дня полета в подпространстве ему было не до бортмеханика. Он методически прочесывал корабль, пытаясь найти «зайца», а «заяц», если у него не глюки, жил под боком. Вот потеха!
Предположение Блада подтвердилось. В двигательном отсеке Гиви «накрыл поляну» и абсолютно никакой обнимался со скачковым двигателем. Рядом с ним на полу стояла четверть и полный стакан, отдельно на обрывке газеты лежала краюха хлеба, головка лука и шматок сала, порубленный явно томагавком булатной стали, который валялся рядом с двигателем на полу.
— Ну за тебя, родной. — Гиви опрокинул очередной стакан, дыхнул на двигатель и начал протирать его рукавом рабочего комбинезона. — У-у ти, мой харо-о-оший…
— Это он так за двигателем ухаживает? — усмехнулся Блад.
— Да! — категорично заявила Нола, защищая своего создателя. — Не видишь, что ли? Методом тонкого напыления движок спиртом покрывает, а потом тряпочкой протирает.
— А этим гайки подтягивает? — поднял с пола топор капитан.
— Томагавк он у Джима отнял, — сдала юнгу гнома. — Не дал ему движок порубать.
— Зачем? — изумился Блад.
— Зачем не дал?
— Нет, зачем Джиму движок рубать?
— Юнга утверждает, что с этим движком мы ползем как черепаха. Без него дело шустрее шло. Ему хочется поскорее протащить ученых по маршруту экспедиции и вернуться на Блуд к своей Стесси.
— Я его понимаю, — сочувственно вздохнул Блад. — Нет, это надо же, сколько всего я упустил, пока за призраком гонялся. Однако пора наводить порядок. Начнем с этого алкаша. Подгоняй сюда дроидов. Пусть перетащат бортмеханика в его каюту и засунут под холодный душ. Двигательный отсек задраить и никого, кроме меня, до протрезвления Гиви сюда не пускать. Особенно Джима.
— Есть, капитан!
Нола, когда надо, умела работать оперативно. В двигательный отсек ворвались дроиды, одна группа подхватила гнома за ручки-ножки и поволокла его в каюту, другая начала разборку.
— Значит, вместо того чтобы серьезно заниматься программами, наш юнга Стесси рисует и на наш единственный скачковый движок покушается? — осматривая испачканное в сале лезвие топора, спросил Блад.
— А с программами он уже закончил, — обрадовала его гнома. — Твоего Йорика из бортового компьютера вычистил. А жаль.
— Почему жаль?
— Только я придумала новый метод допроса с пристрастием, но без всякого садизма, а этот вирус в юбке — раз! — и испарился. Знаешь, как обидно?
— Раздолбали все-таки мой артефакт. Пойти, что ли, опять в черепушку свечку вставить?
— Не вздумай! — всполошилась Нола. — Опять в компьютер влезет, и здесь начнется черт знает что.
— Здесь и так черт знает что. Ладно, пойдем проведаем больного. Я только томагавк к себе закину.
Блад вернулся в свою каюту, сунул топор под кровать и вместе с Нолой пошел к «больному». В каюте гнома курс лечения шел вовсю. Одежда бортмеханика лежала на полу, а из душевой до Блада с Нолой доносились душераздирающие вопли:
— Утопите, сволочи! Пошли вон!!!
Глухие удары, грохот падающих тел, и из душевой вылетел гном, одетый лишь в свою мокрую бороду.
— Нола, отвернись! — Гиви начал натягивать на себя камзол.
— Он при свете дня всегда меня стесняется, — хихикнула Нола, поворачиваясь к гному тылом.
— Третий день уже дневного света не видим, — усмехнулся Блад.
— Ну при свете фионных ламп, какая разница? — отмахнулась гнома.
Капитан заглянул в душевую. На кафельном полу трепыхались изуродованные дроиды.
— Не бойся, отремонтирую, — сердито буркнул гном, борясь со штанами. Они не хотели налезать на мокрое тело. — Хоть какая-то развлекуха будет.
— На корабле бардак, — удрученно вздохнул Блад. — Пора здесь наводить порядок.
— Кэп… — изумленно прошептал гном.
Встревоженный Блад выскочил из душевой. Гном с так и не натянутыми до конца штанами застыл перед висящей на стене картиной, которую капитан, войдя в каюту бортмеханика, сразу не заметил.
— Что случилось?
— Кэп, я гений!