Но, что ни делается, – к лучшему! Собственно, с тех давних пор я и доверяю только рассудку и рациональному началу.

– Скажите, а вот этот хлеб заварной? – услышала я низкий голос.

Мне ничего не стоило рассказать мужчине, что я покупаю именно этот хлеб, потому что он заварной, потому что он с тмином и кориандром и еще потому, что с куском докторской колбасы этот хлеб… как бы поточнее сказать, дает надежду, что еще не все потеряно: я переношусь в детство и не чувствую себя такой старой.

Примерно так поступило бы поголовное большинство жителей Заречья – завязали бы беседу. Отсутствие новостей и размеренный образ жизни сказываются на нравах людей, жители отдаленных провинций легко вступают в контакт с незнакомцами, могут запросто подойти с вопросом или советом, пожаловаться или похвастаться.

Не далее как вчера на остановке какая-то тетка с саженцем спросила меня, принимаю ли я рыбий жир. Уж на что я человек привычный, но и то слегка опешила и покачала головой, отвергая подозрения.

– Наверное, рыбу едите? – не отставала тетка.

– Да, ем, – покаялась я.

Тут, к счастью, подошел автобус, и мне не пришлось пересказывать рецепт приготовления экзотической ледяной рыбы, которую предлагают населению торговые точки Заречья. Эта рыба без моркови, лука, перца, тмина, укропа и майонеза вообще на продукт не похожа.

Да! Так вот. В девяноста случаях из ста я поступила бы точно так же – рассказала бы о достоинствах черного хлеба.

Но что-то мелькнуло в глазах мужчины, похожее на интерес, и я отделалась рекомендацией:

– Спросите у кассирши.

Взяла буханку черного, батон белого и пошла к кассе. Мужчина потащился следом.

Хотя почему – потащился? У покупателя в кепке была походка вразвалочку, как у настоящего хозяина жизни.

Я заплатила за хлеб, вышла на высокое крыльцо и вдохнула хрустальный воздух.

На бело-голубое небо уже выплыл прозрачный серп, рядом с ним висела одна-единственная звезда. Есенинский мотив пробудил во мне грусть, и я, не глядя по сторонам, подалась обратно – к дому.

Неприятность ждала моего первого шага и встретила меня, едва я двинулась в ее сторону.

На перекресток вылетели «жигули» девятой модели, не дав себе труда объехать лужу, в которой плавали перламутровые пятна машинного масла, промчалась на полной скорости мимо, обдав меня с головы до ног грязью пополам с этим перламутром.

Пока я стояла, мокрая и растерянная, «девятка» скрылась с глаз.

В тот же миг за моей спиной произошло движение, хлопнула дверь черного большого авто, завизжали колодки, и машина сорвалась с места.

Я попятилась от гангстерского звука, достала из сумки носовой платок, пудреницу (в пудренице давно не было пудры, она служила зеркальцем) и попыталась стереть потеки с лица.

Вытираться наша зареченская землица, сдобренная отработанным маслом, не хотела, и мне пришлось несколько раз слюнявить платок, чтобы ликвидировать серые разводы на щеках и лбу. На пальто я старалась не смотреть – и так было ясно, что придется нести в чистку.

Едва я прошла перекресток, как мимо меня проехало, ткнулось носом в обочину и встало, отставив зад, черное авто.

Я только успела подумать, что мне уже достаточно впечатлений от похода в магазин за хлебом, как дверь авто открылась и показался тот самый покупатель в кепке.

Хозяин черной иномарки выволок из машины парня из тех, кто специализируется на создании проблем себе и окружающим.

Парень производил впечатление классического уголовника, отлично вписавшегося в психогенетическую систему Ломброзо: сплющенный нос, маленькие глазки, отечное, красное лицо, безвольный подбородок с редкой растительностью. «Ничего не понимаю… Неужели алкоголь может так обезобразить человека?» – успела подумать я, всматриваясь в нарушителя.

Но я ошибалась – алкоголь здесь был ни при чем. Это было лицо, пострадавшее от ожога, – это была маска.

Возраст субъекта не определялся, хотя, скорее всего, парень был мой ровесник.

Стоять самостоятельно юноша не мог – его водило из стороны в сторону.

Мужчина в кепке встряхнул парня и пророкотал голосом проповедника:

– Проси прощения.

От пьяного на всю улицу несло перегаром, меня передернуло не то от жалости, не то от брезгливости, профессиональным движением я разогнала спиртные пары.

– Паш-шли-ффссе-вон, – со второй попытки просипело (именно просипело, потому что голоса у парня не было) это нечто, не поднимая тяжелой головы.

– В таком состоянии сесть за руль?!

Мне стало нехорошо, когда я представила, что буквально несколько минут назад разминулась со смертью.

– Да, представляете, как ему повезло, что он никого не сбил?

Подход к проблеме несколько озадачивал, но я не стала спорить:

– Всем повезло. Как же вы его извлекли из машины?

– Обыкновенно – подошел и вытащил. «Девятка» стояла уже, – увидев на моем лице изумление, объяснил мужчина.

– И что вы с ним собираетесь делать?

– Вызвал наряд, забрал ключи от машины и документы.

С этими словами мужчина разжал кулак и выпустил парня. Парень сложился и рухнул на пористый, рыхлый снег как подкошенный.

Сказать правду, мне нисколько не было жаль этого типа.

– Арсений, – расплылся в улыбке мужчина и протянул мне руку.

Я слабо ответила на пожатие:

– Витя.

Арсений с недоверием разжал ладонь:

– Не понял?

– Витольда, – сжалилась я над своим заступником.

– А-а, – вскинул подбородок Арсений, но недоверие в глазах никуда не делось, – садитесь, Витольда, я вас доставлю. Не ходить же вам в таком виде по улицам.

– Спасибо, – с твердым намерением отказаться произнесла я, но отчего-то вдруг в последний момент передумала и подошла к машине.

– Прошу, – галантно подал Арсений руку, открыл переднюю дверь, и я изобразила на не совсем чистой физиономии благодарность, хотя и без посторонней помощи вполне способна была сесть в машину.

О себе могу сказать, что я не красавица, обычная, славянская внешность делает меня похожей на миллионы российских женщин. Светло-русые волосы, водянисто-голубые глаза, гладкая кожа, ровные зубы, приятная улыбка – что еще? Дашка Вахрушева говорит, что у меня красивые ноги, но я, честно говоря, не знаю, можно ли ей верить.

Я устроилась на сиденье, положила пакет с хлебом на колени и стала разглядывать кожаный салон. Арсений сел на хозяйское место и с немым вопросом уставился на меня.

Я продолжала осматриваться, Арсений продолжал пялиться, машина продолжала стоять на месте.