Кайл Бранфорд, глава дома Дерринов, лишаю Генерис Деррин из дома Дерринов всех титулов, прав и привилегий, положенных ей от рождения, за преступления, доказанные перед Высшим судом нашего королевства. Судьба её может быть решена на усмотрение Высшего суда и потерпевшей стороны».

Вот, собственно, и всё. Неизвестный мне Кайл Бранфорд дал знать, что благородный дом Дерринов отрёкся от злодейки, покусившейся на не причитающееся ей. И теперь моя судьба им безразлична.

Пока я размышляла над последствиями этого лично для меня, принц наблюдал за моей реакцией. Кажется, он ждал чего-то, но так и не дождался, потому несколько удивлённо произнёс:

- Ты не спросишь, куда исчез твой отец, и почему дом возглавил другой человек? Настолько уверена, что с ним всё хорошо?

Кажется, он вовсю наслаждался моментом. В голосе принца слышалась мрачная ирония. Что-то подсказывало мне, что с отцом Генерис было не всё хорошо… Я опустила голову, не зная, что сказать, как скрыть беспокойство. Не за чужого мне человека, но за собственную судьбу. Как бы бессердечно это ни звучало, но кем бы ни был тот мужчина, родственных чувств к нему у меня нет, а вот ситуация – хуже не придумаешь. Другой мир. Тело преступницы, перешедшей дорогу принцу. Без магии, поддержки родственников и положения в обществе.

Я собралась с духом и снова заговорила. На этот раз голос дрожал от растерянности и страха, внутри меня будто бы дребезжала туго натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть:

- Я не знаю, кто этот Кайл. Я не Генерис. Я очнулась в этом теле…

- Хватит, - перебил он меня. – Не хочу слушать дальше всю эту чушь и тратить на тебя время. Вот моё повеление – отныне ты будешь жить как простолюдинка. Тебя вышвырнут отсюда, а дальше можешь идти куда хочешь.

Я вскинула на него глаза, не веря, что он говорит это серьёзно. В светлых глазах не было и искры жалости или сострадания. Напротив, мужчина верил, что это наказание для меня будет хуже, чем смерть.

- Можешь попытаться поискать помощи у своих друзей. Мне даже любопытно, рискнут ли они помочь и вызвать мой гнев? Или «помогут» тебе также, как ты бы сделала это на их месте? Ведь тебе никогда не были нужны те, кого нельзя использовать.

Слова обрушивались на меня свинцовым потоком. Если бы у них была реальная сила, я не смогла бы поднять и головы, а так лишь замерла, будто кролик перед удавом, и смотрела в лицо моему экзекутору.

- Я буду с удовольствием наблюдать за твоей дальнейшей судьбой. Куда ты пойдёшь без денег, привыкшая к жизни в роскоши, и всегда смотревшая на простой люд, как на лошадиное дерьмо…

Он схватил меня на подбородок, повторив свой недавний жест. Улыбка, мелькнувшая на лице принца, мне категорически не понравилась.

- Впрочем, ты всё ещё красива, даже после семи месяцев темницы. Можешь податься в Цветочный дом. Если, конечно, сумеешь отмыть своё тело, чтобы продать подороже.

Презрительно взглянув на меня напоследок, принц ушёл. Я ожидала, что он хлопнет дверью, но та затворилась почти беззвучно. С тихим деревянным стуком. Меня поглотила гробовая тишина.

Глава 3

Небо над этим миром оказалось вовсе не синим. Я прижалась спиной к стене каменного дома и смотрела на персиково-голубую гладь, прорезанную перистыми облаками. Не сразу, но осознала, что щёки влажны от слёз. Расточительно – плакать зимой.

А на дворе именно она. Не слишком, правда, лютая. Там, откуда я родом, не чувствовала бы уже ни рук, ни ног. А здесь пока ещё сносно, хотя обувь у меня износившаяся, тонкая, не предназначенная для долгих пеших прогулок. Из хиленьких плюсов - у замызганного платья, что Генерис носила с момента ареста, к счастью, несколько нижних юбок. Один из моих тюремщиков отдал мне старый плащ. Не иначе, как по велению, принца – чтобы не слишком быстро сдохла.

Грудь сдавило, но всхлип так и не вырвался. Странно, но пока я не увидела этот чужой небосвод, во мне теплилась надежда, что это сон – долгий и затянувшийся.

Когда с моей головы сняли мешок и толкнули в спину, я вперилась взглядом в горизонт. Сначала, почудилось, что вот-вот настанет ночь, и это закат над городом. Но солнечный диск замер высоко, и не стремился в ближайшее время уступать место луне. Цвет у небосвода оказался странным – закатным, персиково-розовым с голубыми переливами. Чудилось, что высь мерцает и переходит из одного цвета в другой, никогда не становясь какой-то определённой.

Сомнительно, что этот феномен можно объяснить метеорологическими или астрономическими явлениями…

- Эй, ты! Пшла вон отсюда! – мою апатию прервал хриплый возглас. Я встрепенулась и настороженно взглянула на его источник. Два стражника, если судить по одинаковой одежде и обмундированию. На кожаных нагрудниках странный знак – ворон с пронзённым стрелой сердцем.

Я склонила голову, с одной стороны желая показаться безропотной и безобидной, а с другой… Что там говорил принц? Генерис красива. Не уверена, что сейчас это разглядел бы хоть кто-нибудь, но рисковать не стоило.

- Падали, как ты, не место здесь, – темноволосый мужчина, обратившийся ко мне раньше, сплюнул на мостовую. – Не надейся на подачку. Сколько там положено палок за это нарушение?

- Нисколько, - спокойно ответил его спутник, мужчина в возрасте, явно не желая отыгрываться на оборванной нищенке. – Уходи-ка ты отсюда подобру-поздорову, и чтобы мы больше тебя в Верхнем городе не видели.

Дважды мне повторять не надо было. Я подхватила полы большого мне плаща и торопливо направилась дальше.

- Куда? – зло бросили мне в спину. – В другую сторону.

 

***

Я ловила себя на невольном сожалении о времени в камере, потраченном в пустую. Я хотела забиться в какую-нибудь тёмную нору и собраться с мыслями.

Но норы у меня не было. А тревожный мандраж и холод, сотрясающие тело, никак не помогали сохранять хладнокровие.

Если отбросить издевательское предложение принца податься в ближайший бордель, выбор невелик – работный дом или храм. Я не уверена в существовании первого, как и в том, что для молодой девушки он будет сильно отличаться от того самого Цветочного дома. С храмом ещё сложнее. Ничего не знаю о здешней религии, но в нашем мире в Средние века, например, далеко не каждый находил приют в монастыре. В монахини предпочитали брать благородных девушек с приданным или тех, за кого платили, чтобы убрать с глаз подальше.