И какого черта ей нужно от его бизнеса? Если только тетя Роза не разделила третью часть доли между ними двумя — это может послужить причиной для возвращения Минти.

Минти была необузданной, импульсивной и легкомысленной, но никогда прежде ее причуды не касались совета директоров. Лука достал свой телефон и быстро забил в поиске ее имя.

— Ага, вот ты где.

— Ты звал меня? — Тон был легкий и веселый, но в голубых глазах вспыхнул вызов. Лука отлично знал эту уловку: так было, когда ее не было дома ночью…

Было время, когда Лука думал, что в ней есть ранимость. И это всего лишь маска, которую она являет миру. Но он ошибался.

Лука откинулся на стуле, медленно оглядев ее высокую, стройную фигуру, которую так соблазнительно облегало серое платье. Непоседливый подросток превратился в красивую женщину.

— Мне жаль, что так вышло с твоей помолвкой.

Голубые глаза мгновенно стали огромными. Легкий румянец вспыхнул на щеках, но это было всего лишь свидетельство внутреннего переживания.

Однажды он хотел узнать, что она чувствует. Если она способна чувствовать.

— Отмена одной помолвки — это неудача, — сказал он, все еще глядя на нее. — Но целых три — это уже легкомысленность.

Она пожала плечами.

— Что я могу сказать? Я никогда особо не заботилась о своих игрушках.

Он тоже был одной из ее игрушек? Прихотью, от которой можно легко избавиться?

— Возможно, все к лучшему. Никогда не представлял тебя женой политика.

— О, ну, знаешь, это не только посещение именин. Некоторым парам приходится работать даже в двадцать первом веке. — Минти подошла к книжным полкам, которые занимали левую часть комнаты, и взяла фотографию своей тети. Роуз стояла на фоне фермерского дома, обнимая двенадцатилетнего Луку. Он улыбался, прижавшись к женщине, заменившей ему мать.

— Странно быть здесь без нее, — сказала Минти так тихо, что он едва расслышал слова. — Когда такси проезжало мимо дома, мне казалось, что вот сейчас мы повернем на аллею, и я увижу, как она стоит на пороге в своем переднике. — Она поставила фото на место и продолжила изучать книжные полки, рассматривая фотографии и призы, которые он там хранил.

На какое-то мгновение Лука смягчился. Для Минти Роуз заменила мать точно так же, как для него; наверное, ей непросто вернуться в Ошиа впервые после похорон. Но она сама решила уехать, сбежать посреди ночи, почти не общаться с дядей Джио.

— Пишут, что твой отец не очень-то обрадовался, когда помолвку отменили.

Минти обернулась, наклонившись на полки, уверенная, изящная и непредсказуемая, как кошка.

— Не стоит читать сайты со слухами, это не очень хорошо.

— Да, но как же еще нам узнать о тебе?

Ее глаза вспыхнули.

— Не думала, что тебе есть до этого дело.

Лука посмотрел на нее, не в силах сдерживать свое презрение.

— Мне нет, но Джио беспокоится о тебе. Так это правда?

Минти прошла к столу, села на стул, стоявший напротив, и положила ногу на ногу.

— Правда, что папа был несчастлив? Ты знаешь папу. Нежеланные отпрыски от ранних браков не должны попадаться на глаза, их не должно быть слышно, и уж точно о них не должны писать в газетах.

— Поэтому ты здесь?

Она посмотрела на него из-под ресниц.

— Ты не можешь просто поверить, что меня охватило желание принять участие в работе компании?

Волна раздражения прошла по нему. Она вернулась меньше чем час назад, а уже спутала все его планы. Он ни за что не допустит ее на совет директоров, пока точно не выяснит, почему она здесь и чего хочет.

— Давай, Минти. Тебе могут принадлежать акции, но поскольку большую часть прибыли мы вкладываем в развитие, то мы, скорее всего, приносим тебе крошечный доход. — Его взгляд остановился на змеиной коже сумки от Биркин, оставленной у двери. — Ты никогда не интересовалась «Ди Торе дольче». Почему сейчас?

Минти молчала целую вечность.

— Мне нужна работа.

На какое-то мгновение Минти показалось, что Лука сейчас рассмеется над ней.

В конце концов, он сказал:

— У тебя есть резюме?

— Нет.

— Ты просишь меня о работе, а у тебя нет резюме? — медленно повторил он.

Минти боролась с соблазном напомнить, что с шестой долей в бизнесе просьба о работе была скорее формальностью, но одного взгляда на его каменное лицо было достаточно, чтобы понять, что продолжать в таком же духе не стоит.

— Мне оно никогда не требовалось. Я никогда официально не устраивалась на работу, — сказала она. — Но у меня очень богатый опыт. Я проплыла полмира в качестве члена команды на корабле, управляла таверной в Греции, учила английский в Бангкоке и некоторое время была дояркой в Техасе. — Она улыбнулась ему. — Я знаю, что ничего из этого не имеет отношения, но…

— Не имеет отношения к чему? Продажам, финансам, ресепшен, дояркам?

— Но про меня говорят, что я хорошо адаптируюсь к новым условиям, разносторонне развита и не боюсь тяжелой работы. Я знаю, ты хочешь вывести «Ди Торе дольче» на новые рынки, в англоговорящие страны. Я наполовину американка, наполовину англичанка — я смогу помочь понять различия этих рынков. Да, не забывай, что я создала маленькую сеть по торговле капкейками в Западном Лондоне. Я знаю все об управлении запасами, продажах и маркетинге. О, и еще о бюджетировании.

Она устроилась поудобнее, скрестив ноги и засунув руки под колени. Возбуждение бурлило в крови.

Некоторое время он молчал с задумчивым выражением лица. Она старалась не смотреть на него с надеждой, а выглядеть спокойно и беззаботно.

Если это вообще имело значение.

А затем он снова откинулся назад.

— Если у тебя есть опыт в Англии, зачем тебе работа здесь?

Услышав это, она успокоилась.

— Нам с Англией нужно отдохнуть друг от друга.

— Давай, Минти, скажи что-нибудь более весомое.

Старше всего на четыре года. Но он всегда вел себя с ней, как взрослый с надоедливым ребенком.

— Три магазина, торгующие капкейками в Западном Лондоне, — это забавно, но «Ди Торе дольче» — совсем другое дело. Вы уже достигли международного уровня. Если совет будет развивать это направление, то вы выйдете на мировую арену.

Лука поднял бровь.

— Ты уверена, что не хочешь заняться расширением своей сети капкейков?

— Уверена. Кроме того, магазины финансировались через мой доверительный фонд. Я стараюсь меньше на него полагаться.

Это был один способ начать. Озадаченный, он нахмурил брови.