Серафиме все и так было предельно ясно. Однако без инструкций Любка не уйдет, Серафима это хорошо знала. А теперь самое время для инструкций. Серафима сидела в кресле и снизу вверх выжидательно поглядывала на правнучку.

— На ужин творог. Чай в термосе. Когда будешь смотреть новости по телевизору, то нажми вот на эту кнопку.

И Люба положила перед бабкой пульт.

Серафима ехидно прищурилась:

— Я пока еще из ума не выжила. Знаю, что надо нажать на «слип».

Она взяла пульт плохо гнущимися пальцами и вытянула обе руки в сторону телевизора.

Люба засмеялась:

— Бабуля, не надо руки вытягивать. Он и так включится.

— А вот и надо. Мне вчера докторша твоя, Лариса Петровна, что велела? Двигаться. Вот я и двигаюсь. Так что ты, Любка, меня не учи. Ты иди, а я новости буду смотреть. Новости теперь интересные: и про убийства, и про пожары, и про наводнения. На новостях я никогда не засыпаю…

Но телевизор Серафима так и не включила. Опустила руки, пожевала беззубым ртом и сказала:

— Я давно с тобой поговорить хочу.

— Поговори.

Судя по интонации, с которой Люба произнесла это, о предмете разговора она догадывалась. И ничего хорошего от этого разговора не ждала.

— Пусть он больше не приезжает, — попросила Серафима и с сочувствием посмотрела на Любу на всю ее высокую тонкую фигурку.

В телевизоре во время этих, как их там, дефиле девки-то ничуть не лучше ее Любаньки ходят. А некоторые и вовсе в подметки ей не годятся. Серафима так увлеклась своими мыслями, что не расслышала, как Люба тихо ответила на ее просьбу:

— Пусть…

Люба бросила собирать сумку, отвернулась и стала смотреть в окно. Там ничего нового не было. А был только солнечный вечер субботнего дня, их палисадник с отцветшей сиренью, давно не крашенный забор, а за ним дорога, по которой, пыля, проехал грузовик. А потом еще один.

Серафима вспомнила, о чем начала говорить, прежде чем отвлеклась на Любину красоту. Вспомнила и даже по столу сухоньким кулачком ударила в сердцах.

— У него ни стыда, ни совести.

— И что ты предлагаешь?

Люба отошла от окна. Глаза у нее блестели, а курносое прелестное лицо порозовело так, что веснушки стали еще виднее. Но ничего этого Серафима не заметила. Или сделала вид, что не заметила, потому что на Любкин бесполезный вопрос рассердилась:

— Да что ж я-то могу предложить?..

Пока Серафима собиралась с мыслями для ответа, Люба резко перекинула сумку через плечо, схватила с бабкиных колен пульт и щелкнула кнопкой:

— Ну, тогда сиди и…

Поскольку последние слова потонули в оглушительной музыке, Серафима так и не узнала, что же посоветовала ей Люба.

Когда стукнула на крыльце дверь, Серафима, опять держа пульт в вытянутых руках, начала переключать каналы. Остановилась на очередных новостях. Какое-то время, подозрительно щурясь и жуя ртом, смотрела и про убийства, и про пожары, и про наводнения. Потом плюнула с досадой, перекрестилась, нашла какой-то сериал и через десять минут уже мирно дремала перед телевизором.

* * *

Земля позади панельного пятиэтажного дома шла немного под уклон. И грядки тоже шли немного под уклон. И поливать такой огород было чистой мукой: вода стекала к меже чужого участка. И электрический насос опять не работал. Воду для полива приходилось таскать из колодца ведром.

Вера распрямилась, потерла поясницу и откинула с лица светлые, а на солнце и вовсе до цвета соломы выгоревшие пряди. Оглянулась на сына. Семилетний Илья заканчивал поливать капустную грядку.

Илья поставил лейку, ладошкой заслонил от солнца глаза и посмотрел на мать. Против низкого вечернего солнца смотреть было трудно. Хотя можно было и не смотреть. Он и так знал, что у его мамы глаза теплые, карие и что сейчас она глядит на него и улыбается. А у него, Ильи, глаза были синие. Но зато волосы — такие же, как у мамы: прямые и очень светлые. И еще он знал, что фигура у его мамки классная. Это он слышал от мужиков в магазине. А когда она в джинсах или слаксах, то мужики и вовсе шеи сворачивают. Ничего, пусть завидуют.

Вера махнула сыну, бросила взгляд на часы, охнула и побежала к дому. Илья солидно вытер о штаны руки, подобрал трансформер, который здесь, на огороде, был трактором. А может, танком. Теперь это было трудно понять: трансформер был старый, несколько его деталей потерял еще предыдущий владелец, их сосед пятиклассник Димка, внук бабки Кати. Димка вырастал, а его игрушки и кое-какая одежка доставались по наследству ему, Илье.

Илья подошел к забору, отодвинул держащуюся на одном гвозде доску, посмотрел. На задах Димкиного дома дымилась баня. У соседей слева тоже дымилась баня. А у них бани не было. Мама мылась в маленькой ванной, стены которой были выкрашены облупившейся тоскливой зеленой краской, а в баню они ходили к бабке Кате. Илья вернул доску на место и пошел в дом.

Вера одевалась за открытой дверцей зеркального шкафа. Илья сидел на стуле, болтал загорелыми ногами в сандалиях, сбитых на носках. В основном он видел то, что отражалось в зеркале: себя самого, окно за своей спиной и верхушку дерева в этом окне. Во дворе соседней школы мальчишки играли в футбол. Но это он уже не видел, а слышал. И, судя по тому, что он слышал, команда их дома опять продувала соседям.

Илья попробовал собрать из трансформера терминатора, но ничего не получилось. Руки и головы не хватало. Он опять стал смотреть в зеркало.

Из-за дверцы шкафа появлялось то голое Верино плечо, то рука, то прядь взметнувшихся светлых волос. Илья сполз на край стула. Ему не нравилось, что ноги у него в зеркале не достают до пола и болтаются, как у маленького. А он не маленький. Этой осенью — в школу Хотя… Вот сегодня опять… Мать в ночь уходит, а присмотреть за ним придет соседка бабка Катя. Но это все же лучше, чем соседка тетя Настя. Тетя Настя только прибежит, накормит ужином и убежит к своим семерым по лавкам. А с бабкой Катей можно и про жизнь поговорить, про всякие прошлые времена. Или вместе посмотреть видак.

Тут он вспомнил с огорчением, что старый видак уже второй день барахлит. А потом вспомнил, как та же бабка Катя говорила другой соседке, толстой Нюрке, про своего зятя, Димкиного отца, что он «примак». Что это слово значило, Илья толком не понял. Было оно, конечно, немного сомнительное, похожее на обидные слова «дурак» или «слабак», которыми обзывались во дворе мальчишки… Но с другой стороны, оно было похоже и на слово «принимать». А если один человек принимает, значит, другой дает. Вон у Димки сколько всего есть. Даже компьютер.

Илья вздохнул:

— Мам, может, возьмем в дом примака, если работящий…

Вера закрыла дверцу шкафа. На ней теперь вместо домашнего выцветшего сарафана были надеты джинсы в обтяжку и светлая кофточка, подчеркивающая тонкую талию и высокую красивую грудь. Собирая волосы в пучок на затылке, Вера внимательно глянула в глаза сыну: