Родина тем временем перешел улицу и скрылся в дверях рынка.

Костя прикурил, обернулся к Петрухину и кивнул. Получив сей немудреный сигнал, Дмитрий переложил пистолет в карман куртки и двинул к «форду», закладывая галс со стороны водительской дверцы. Остановившись, он вежливо постучался в окошко, и водила недовольно приопустил стекло:

— Уголовный розыск, мастер… не вздумай дернуться.

Водитель — немолодой уже, опытный питерский таксёр — все понял, кивнул головой.

И мужик на заднем сиденье тоже все понял. Как только Петрухин распахнул дверь, он попытался ломануться из салона. Петрухин резко толкнул дверь ему навстречу — в лицо:

— Сиди, мудила. Ты уже приехал.

Лущенко нырнул в салон с другой стороны, поймал руку мужика, защелкнул в наручник, прикрепил к двери.

— Куда пошел Родина? — спросил Петрухин, наклоняясь к задержанному.

— А я Родиной не торгую, — ответил вор, хлюпая разбитым носом…

Это он зря сказал. Лущенко быстро и сноровисто обшарил задержанного, вытащил из кармана куртки нож-выкидуху и ключ, которыми пользуются проводники на железной дороге. Все как и положено, без неожиданностей. Еще раз напомнив водителю, чтобы не сделал глупость, опера двинулись к дверям рынка.

Навстречу им из двери вышел Родина, увидел Петрухина и сразу просек ситуацию. Воры — они ребята вообще по жизни быстрые, смекалистые. Им без этого никак. Даже ходят воры особым манером: шустро и вприглядку. И чем-то похожи на сыщиков. Или наоборот — сыщики на воров…

Петрухин подмигнул Толику и поманил его пальцем.

— Борисыч, — преувеличенно-радостно произнес Родина, сделал шаг навстречу и даже как бы протянул вперед руки… И резко метнулся в сторону, направо. Оттолкнул старичка с рюкзаком, сбежал по ступенькам. Началась обычная ментовская игра — догонялки. Тут уж — кто быстрее и кому сегодня фарт.

Расталкивая прохожих, разбрызгивая жидкое месиво на асфальте, три мужика бежали по улице Некрасова в сторону Литейного проспекта… Толик Родина был наркоман, имел за спиной три отсидки. Петрухин был уверен, что догонит. Еще он знал, что Толик дерзок и всегда оказывает сопротивление. На бегу Петрухин выхватил ПМ. Опустил предохранитель… патрон в нарушение инструкции был уже в патроннике. Уличная практика силовых задержаний диктует оперу свои правила и — к черту все инструкции.

Толика он нагнал напротив магазина «Солдат удачи», подсек. Родина еще летел на асфальт, а Петрухин, перескакивая через него, подумал, что сегодня фарт на его, петрухинской, стороне. Что это он сегодня — солдат удачи… Он перепрыгнул через тело Толика, сделал по инерции еще несколько шагов, развернулся. Уже подоспел Костя и навалился на Родину сверху…

И тогда Петрухин увидел нож в руке вора. Он выкрикнул что-то матерное, неуставное. Обрушился на Толика и впечатал рукоятку «макарова» в плечо руки, сжимающей нож. Грохнул выстрел…

…Девятимиллиметровый пистолет конструкции Макарова был принят на вооружение в 1951 году, за шесть десятилетий до выстрела на улице Некрасова. ПМ нельзя назвать оружейным шедевром, однако высочайшую надежность пистолета и безопасность в обращении подчеркивают все специалисты-оружейники. Эти же специалисты не очень весело шутят: «Выходить с „макаркой“ на дуэль — дело бесперспективное, но застрелиться — надежнее пушки нет». На близких дистанциях действие полусферической девятимиллиметровой пули ужасно…

…Грохнул выстрел. Пистолет дернулся, как живой. Дернулась голова старшего лейтенанта Константина Лущенко, брызнула кровь.

* * *

По неподдающемуся анализу стечению обстоятельств черная полоса в жизни старшего следователя СУ при УМВД России по Кировскому району Санкт-Петербурга Леонида Купцова начала разматываться в тот же день, что и у оперативника Петрухина. Разве что с небольшим, приблизительно двухчасовым, опозданием.

Материализовалась она (полоса) на лестничной площадке четвертого этажа, строго напротив массивной металлической двери, обшитой натуральным деревом. Цветы на межлестничных пролетах, идеально чистые стены, равно как и сама дверь, красноречиво свидетельствовали о том, что люди, здесь проживающие, — непростые.

— …Виктория Ивановна! Ну перестаньте ребячиться! Вы же прекрасно понимаете, что мы из тех гостей, что лучше татарина! Мы ведь все едино зайдем! Не мытьем, так ха́ханьем!

Ответом была тишина.

— Вот ведь тварь! — беззлобно констатировал Купцов, убирая почти затекший палец с кнопки звонка. — Не пущает Фемида, мать ее, Ивановна. Похоже, обидульки кинула.

— В прокуратуру она названивает. К гадалке не ходи, — угрюмо сказал Сергунька.

— Леонид Николаевич, может, свалим от греха, а? — заблажил Супонев. — Пока не поздно. Пятой точкой чую — проблемы будут.

— Экое у тебя, Сеня, седалище чуйствительное. И с чего бы это?

— Нормальное у меня… хм… жопа. Просто стрёмно немножко. Все ж таки судья.

— И чего? Но есть и Божий суд, наперсники разврата!.. И вообще: как учит нас УПК, следователь есть самостоятельная процессуальная фигура с достаточно широкими полномочиями. А посему… Коваленко!

— Я! — гаркнул один из двух томившихся здесь же, на лестничной площадке, «штурмовиков».

Экипированные по полной бойцы из группы захвата Коваленко и Лядов были похожи как близнецы-братья. Так что Леонид различал их сугубо по профессиональному гаджету: один был с кувалдой в ручищах, а другой — без оной.

— Давай-ка, лауреат конкурса судебных исполнителей, продемонстрируй всю широту моих полномочий!

— Не вопрос… Мужики, а ну расступись! Не стой под стрелой!

Служивый народ послушно рассредоточился по лестничным маршам, и Коваленко, играючи взмахнув тяжеленной кувалдой, с оттяжечкой саданул по дверным замкам. Раз, другой, третий… Затем придирчиво осмотрел результаты своего «слесарного труда», отложил кувалду, резко, с ноги, выбил дверь и расплылся в широкой детской улыбке:

— Заходите к нам на огонек!

Теперь настала пора отработать свой хлеб бойцу Лядову, и тот, с дурными тарзаньими криками, первым вкатился во вскрытую квартиру. Следом за ним степенно прошествовали Купцов и Сергунька. Вынужденно замкнул шествие Супонев — судя по выражению лица, переступать порог именно этой квартиры ему категорически не хотелось… Ну а сделавший свое дело мавр Коваленко потянулся за сигаретами, резонно рассудив, что какое-то время там, «внутре», вполне могут обойтись и без его услуг…

…Хозяйкой квартиры, в которую столь бесцеремонным образом напросились гости, была (на минуточку!) судья Адмиралтейского районного суда Виктория Ивановна Устьянцева. В данный момент она стояла посреди роскошно обставленной гостиной, надменно скрестив руки на пышной груди. То была молодящаяся, породистая брюнетка лет тридцати пяти (плюс-минус макияж). Из предметов одежды на жрице Фемиды наличествовали роскошный атласный халат, диссонирующие с домашним обликом туфли-шпильки и многочисленные, отнюдь не бижутерные, цацки на перстах и вые. Приглушенный свет ночника и наглухо задернутые тяжелые портьеры придавали комнате интригующе-загадочный будуарный вид. Беглого взгляда хватало, чтобы понять — хозяйка не бедствовала. Уж не знаем: какие там нынче зарплаты у судейских работников, насколько они коррумпированы или, напротив, честны аки агнцы, ясно одно — судья Устьянцева жила в полном соответствии со словом Божиим. И слово это было — «ХОРОШО»!