Устраиваясь поудобнее, Руслан поёрзал на сидении, вытянул и просунул ноги между педалями. Осмотрелся. Темно. Лишь перед машиной габаритными огнями тускло освещается нижняя часть плотно закрытых гаражных ворот да сзади у стены залит красноватым светом старинный шкаф. На внутренней стороне двери этого шкафа имеются полустёршиеся метки роста маленького Руслана. Ежегодно, в его день рождения, их делала мама. Всего четырнадцать: первая была сделана в три года, последняя – в шестнадцать. В детстве Руслан прятался в этом пропахшем нафталином шкафу, а родители делали вид, что не могут его найти. Давно уже шкаф переехал в гараж. Сейчас в нём хранятся кое-какие инструменты и запчасти. А ещё, в самом низу, стоит картонная коробка с новогодними украшениями. В основном там старинные игрушки. Милые сердцу посланники беззаботного детства. Символы большого, радостного праздника: стеклянные шарики, ракеты, сказочные домики и фонарики. Как хорошо они жили! Мама, папа, бабушка и сестра. Жили небогато, но дружно. Любили друг друга. Давно уже нет мамы, папы и бабушки…

Руслан нажал клавишу включения фар. Отразившийся от гаражных ворот свет ослепил его. Залитый галогеновым светом гараж показался удивительно маленьким. Кажется, не вставая с места можно достать рукой до любой стены… Этот гараж его отец купил недостроенным, и они вдвоём настилали пол, штукатурили и белили стены. Отец тогда уже был болен, ему было тяжело, но Руслан, в то время, не придавал этому значения. Как стыдно теперь…

Руслан глянул в зеркало. За задним стеклом клубилось и колебалось голубоватое марево выхлопных газов…

– Эх, если бы можно было вернуться, хоть на несколько минут туда, в ту бесконечно счастливую жизнь, – подумал Руслан, – Как верно сказано: «Что имеем, не храним, потерявши – плачем».

Они прожили с Людмилой тридцать лет… Жили трудно. Его зарплаты едва-едва хватало на самое необходимое. Отказывали себе во многом, лишь бы дочь не считала себя обделённой. Бывало ссорились… По глупости, по пустякам. Людмила была лёгкая, энергичная, общительная, иногда немного легкомысленная. Руслан же любил тишину, порядок, точный расчёт. В последний год здоровье у Людмилы становилось всё хуже. Ещё неделю назад они ходили по магазинам. Людмила хотела купить новую клеёнку на кухонный стол. Искала голубую с маленькими цветочками. Была пятница… И вот снова пятница… А его Людмилы больше нет… В ночь на воскресенье ей стало плохо. На скорой помощи Людмилу увезли в больницу. Сутки врачи боролись за её жизнь… В понедельник рано утром она пришла в себя. Руслан всё это время был рядом с ней. Людмила грустно улыбнулась, хотела что-то сказать, чуть приподняла белую, исхудавшую руку. Обрадованный Руслан схватил эту руку, прижал к своему лицу: «Люда! Людочка! Людмилка! Всё будет хорошо!». Людмила закрыла глаза, на её ресницах выступили две слезинки. Веки несколько раз вздрогнули, одна слезинка оторвалась и, оставляя влажный след, скатилась по щеке на подушку. Неожиданно стоящий на тумбочке прибор несколько раз пискнул и тревожно загудел. Многочисленные синусоиды на его экране горизонтально выпрямились и замигали красным цветом. «Люда! Людочка!», – Руслан целовал безжизненную руку. Кто-то тронул его за плечо, Руслан оглянулся. Оказывается, рядом стоял пожилой врач-реаниматолог: «Пойдёмте… Мужайтесь… Всё… Её больше нет… Пойдёмте со мной». Руслан отрицательно покачал головой. Он долго сидел возле Людмилы, вглядываясь в такие родные, такие знакомые и любимые черты…

Потом были похороны. Всё время возле Руслана были разные люди. Хлопоты не позволяли целиком погрузиться в постигшее его горе. Лишь на следующий после похорон день он остался один. Осенний день был тих и светел. Нежаркое солнышко светило каким-то необычно-оранжевым светом. Руслан сидел на низенькой скамеечке возле могилы его единственной, любимой женщины. Кладбищенскую тишину нарушали крикливые вороны. Руслан плакал. Он понимал, что вместе со смертью Людмилы закончилась и его счастливая жизнь. Что дальше? Одиночество. Старость. Слабость. Болезни… А ещё он винил себя за то, что не заставил Людмилу лечиться тогда, когда болезнь только начиналась…

Вечером, дома, Руслан постоянно натыкался на следы Людмилы. Вот на сушке вымытая ею посуда… Вот неубранный после глажки утюг… Вот такой милый и родной её халатик… Вот косметика на туалетном столике… А вот на подоконнике в кухне и та самая голубая клеёнка, которую она так и не успела застелить… Руслан достал альбом с фотографиями. Долго-долго его рассматривал и плакал. Как жаль, что нельзя вернуться туда хоть на одну минутку!.. Как жаль, что ничего хорошего в его жизни больше уже не будет!.. И тогда пришло решение…

…Руслан чуть-чуть вытянул кнопку ручного управления дроссельной заслонкой карбюратора. Двигатель послушно отозвался увеличением оборотов. Руслан подумал: «Вот так не заглохнет». У него начала кружиться голова, в висках стучало, мысли путались, перед глазами поплыли разноцветные круги и кольца… Руслан дотянулся до выключателя освещения. Рука уже плохо слушалась, он никак не мог нажать на нужный край клавиши. Наконец свет погас. Руслан облокотился на руль и положил голову на руки…

Закроют или не закроют? Закроют или не закроют? – Мишка до последнего надеялся, что ему дадут условно. Неужели был прав тот импозантный, пахнущий дорогим одеколоном адвокат! Ещё тогда, когда Мишку в наручниках только привезли в милицию, он сказал: «Сидеть тебе, парень». До суда Мишка был под подпиской. И вот суд. Последнее слово… Последний перерыв…

Мишка сидел в узком тёмном коридоре. Мимо, туда-сюда, проходили люди. Мишке то и дело приходилось убирать свои длинные ноги, освобождая проход. Он не сразу обратил внимание на зашедшего и вставшего у входа пожилого милиционера. Вернее, заметил Мишка милиционера сразу, но не придал значения. В коридоре сидели на жёстких скамьях и стояли, прислонившись к стенам, ещё несколько человек. Мишка пошёл покурить на улицу; милиционер тоже вышел на крыльцо. Вот тут впервые у Мишки появилась мысль: «Не за мной ли?». Мишка бросил только что раскуренную сигарету в урну и вернулся в коридор суда; милиционер – за ним. Мишка, не останавливаясь, развернулся и снова направился к выходу, милиционер опять двинулся за ним. У двери Мишка остановился, резко повернулся, и почти столкнувшись с милиционером, зло сказал: «Да не убегу я». Милиционер пожал плечами, подмигнул и едва слышно ответил: «Куда ты денешься?». Мишка вернулся на свой ужасно неудобный деревянный диван и сник. Внутри у него то поднималась, то опускалась горячая волна, руки дрожали, в голове билась одна мысль: «Тюрьма. Тюрьма. Тюрьма.»

…«Эй, ты, спишь что ли? – милиционер тронул Мишку за плечо, – Зовут». Мишка не слышал приглашения в зал. Он поднялся, покачиваясь, вошёл в зал судебного заседания. Судья в чёрной мантии стоял на своём месте. Он недовольно сказал: «Ну, скорей, скорей!» В зале все стояли, Мишка встал впереди у барьера, прямо перед судьёй, милиционер остался возле входа. Судья одел висящие на золотой цепочке очки и стал читать приговор. Мишка слышал только: «…статья, …статьёй, …по статье, …статьями» и, наконец: «…признать виновным и определить наказание в виде лишения свободы сроком на три года. Меру пресечения изменить, взяв под стражу в зале суда». Милиционер подошёл и встал рядом с Мишкой. Судья, сняв очки, спросил: «Вам понятен приговор?». Мишка тупо смотрел в пол и, кажется, не слышал вопроса. Милиционер толкнул его в бок. Мишка, не поднимая головы, ответил: «Я не виноват, я защищался. Они напали на меня первыми!». Судья, направляясь к служебному выходу, сказал: «Судебное заседание окончено, – потом приостановился и, обращаясь к милиционеру, продолжил, – Вы подождите полчасика, секретарь приготовит копию приговора», – и вышел.