Киевскую Русь и граничащие с ней польско-литовские княжества. Однако на родине самих монголов и тюрков мало что изменилось. По-прежнему кочевые племена разрушали городские поселения, щадя, однако, центры караванной торговли, и, борясь за господство, раздували очаги вспыхивавших, как эпидемии чумы, столкновений между разными племенными союзами.

Скудные степи, лежащие между реками Урал и Иртыш, на северо-западе Ферганы, родины Бабура, относились к вотчине Джучи – старшего и наиболее непоседливого из сыновей завоевателя. Во время правления Бату, сына Джучи, кочевая орда стала известна в Европе под названием Золотая Орда, – возможно, такое название объяснялось великолепием построек, установленных вдоль восточного берега Волги. Это о них Чосер писал:

В татарском граде Сарра проживал

Царь, что нередко с Русью воевал[3].

Ханы из рода Джучи, живущие вдали от всех цивилизаций, не считая той, что существовала за стенами городов Руси, не искали сближения с остальными ханствами. Распространение ислама в этих мрачных степях происходило очень медленно. После того как центробежная сила расколола Золотую Орду, часть ее осколков, отброшенная к востоку от Волги, стала называться кипчаками или народом пустыни. Однако приблизительно в то же время, когда османы захватили Константинополь, начал образовываться новый стержень и среди кипчаков, называвших себя узбеками, что, как предполагали некоторые этимологи, происходило от тюркского словосочетания «ozu bek» – «сам себе голова» (точная этимология этого слова неизвестна). Вооруженные луками узбекские всадники повели активное наступление на земли, принадлежавшие роду Чагатая.

Чагатай был вторым сыном Чингисхана. Его владения находились в самом сердце Центральной Азии и охватывали часть плато Тибета. Они включали в себя степи и пустыни, простирающиеся до горной гряды, где Тянь-Шань встречается с Гиндукушем и облачными вершинами Памира. Весьма вероятно, что эти земли также были населены кочевниками, как и степи, принадлежащие узбекам. Однако кое-где островкам цивилизации все же удавалось устоять, в особенности там, где пересекались торговые пути, или неподалеку от святилищ – несторианских христиан или мусульманских, не имело значения. Такие центры, как Кашгар, Алмалык и Бишбалык, выстояли во время первого монгольского нашествия, а затем перешли к потомкам Чагатая. При них-то и пошатнулись древние законы Ясы. Храня свои сокровища за крепостными стенами городов, они, вместе со своими племенами, продолжали кочевать с зимних пастбищ, расположенных по берегам рек, на горные летние пастбища и обратно. Эти потомки Чагатая превратились в довольно неотесанную знать, престолом которой служила конская спина. Они пребывали в глубоком невежестве и не имели собственной письменности, однако вели между собой постоянные распри. Их главным городом был Кашгар, лежащий к востоку от горной гряды и в то время находившийся в зоне китайского влияния. Эта страна была известна под названием Моголистан – Страна монголов, которые, по свидетельству китайцев, ничем не отличались от разбойников.

Ханы, проживавшие к западу от горного барьера, старались оправдать звание потомков Чагатая. Их цитаделью стал обнесенный крепкими стенами Ташкент, расположенный в стороне от изъезженных степей, где проходил Великий Северный путь, которым следовали караваны, привозящие из Китая шелк. Они с трудом обороняли свои пастбища от вторжения язычников-киргизов и кочевых казахских племен, к тому же их земли лежали прямо на пути переселения узбеков, перемещавшихся на юг. К этой ветви Чагатаев и принадлежал Бабур – потомок сурового властителя Ташкента – Каменного города, который не мог правильно произнести имя своего внука.

Юго-западные окраины вотчины Чагатаев разительно отличались от остальной территории. Между двумя реками, несущими свои воды к Аральскому морю, плоскогорье прорезали плодородные долины. Здесь два древних города образовывали некие островки культуры среди полноводного океана кочевников. Бухара обязана своим расцветом многочисленным святыням и мусульманским учебным заведениям; Самарканд прославился благодаря торговле и роскоши своих дворцов. Вокруг них, на орошаемых полях развивалось земледелие. Вдоль этой цепи долин, протянувшейся между

Амударьей и Сырдарьей, ислам практически вытеснил древнюю Ясу. И именно отсюда в конце четырнадцатого века начал свое восхождение единственный великий тюрок, Тимур-и-Лэнг. Тимур сделал Самарканд своей цитаделью и превратил его в богатый город, свозя сюда добычу после набегов. Железный Хромец высоко держал знамена ислама и водил свои войска против орд кочевников, рассеяв остатки Золотой Орды Батыя и Чага-тая, включая и ханов Моголистана. В последние годы своей жизни Тимур возвеличил Самарканд, разграбил земли Северной Индии, разгромил армию султанов Османской империи и добился того, что имя Тамерлан сеяло ужас в далекой Европе. Он умер в 1405 году, направляясь в Китай, где восходила звезда новой династии Мин, сменившей старую династию Юань.

Несмотря на то что столицей этого недолговечного государства был Самарканд, оно ориентировалось на западную персидскую культуру. Персидские ремесленники изготовляли изразцы для его дворцов, возвышавшихся в окружении садов, персидские поэты увековечивали подвиги великого завоевателя, который довольствовался титулом «эмир». Однако Тимур не был истинным потомком Чингисхана, имя которого он распорядился высечь на своем надгробии лишь для того, чтобы возвеличить собственные достоинства.

Войны Тимура закончились, и началась эпоха Возрождения Тимуридов – самый славный период в искусстве Центральной Азии. Правление его сына в Самарканде и внука – в Герате ознаменовалось расцветом просвещения и искусства, уподобившим эти города западной Флоренции. В течение ближайших сорока лет длился мир и все нити политической жизни государства находились в руках наследников Тимура. В 1465 году Абу Саид, принадлежавший к роду Тимуридов, провозгласил себя правителем земель, простиравшихся от Кавказских гор до Кашгара. Тогда же узбеки, наследники улуса Джучи, начали свое восхождение к власти, опираясь на законы Ясы, забытые наследниками Тимура.

После 1465 года между Тимуридами разгорелось соперничество, и тот из них, кому достался самаркандский престол, не стал прилагать особые усилия для справедливого раздела владений между своими братьями. Одному из них достался расположенный на юго-западе Герат, где царило искусство; другой брат завладел вершинами Гиндукуша, откуда брали свое начало великие реки Амударья и Сырдарья; третий брат захватил южные области и Кабул, лежащие у подножия Гиндукуша и населенные афганцами. Самому слабому из братьев досталась Ферганская долина, расположенная в восточных областях владений. Это и был отец Бабура.

Можно сказать, что судьба обошлась с Бабуром довольно бесцеремонно, когда в результате падения Тимуридов забросила его в эту забытую богом долину, лежащую у подножия заснеженных вершин, – пусть даже и неподалеку от Каменного города, оплота монгольских Чагатаев. Ферганскую долину, на протяжении долгих месяцев отрезанную от внешнего мира снегами, питал единственный ручеек – караванная дорога, идущая из Самарканда к пограничным постам Китайской империи. По сути дела, долина служила границей между землями кочевников и по-прежнему великолепным Самаркандом – между земледельцами и охотниками, наукой и варварством. Далекая и ничем не примечательная, она, казалось, была обречена на безвестность.