Восторг первых дней сменился жгучей тревогой. Бабур готовился устроить сердечный прием для покорившихся ему самаркандских беков. Среди них он особо выделял султана Ахмеда Танбала, который оправился от нанесенной копьем раны, но, конечно, не забыл о ней. Между тем разношерстное войско Бабура стало причиной многих проблем. Во-первых, солдаты не прекращали грабительских налетов на горожан, а город и без того пострадал во время осады и не мог выдержать нашествия мародеров. Бабур решительно запретил подобные действия, – приближалась зима, а в близлежащей долине не осталось никаких запасов продовольствия, и он был вынужден выдать семена для следующего урожая из собственных скудных запасов. «Город был до того разорен, что жители нуждались в семенах и денежных ссудах. Как получить оттуда что-нибудь? По этим причинам воины терпели большие лишения, а мы ничего не могли им доставить». Зимние холода ухудшили ситуацию. «Стосковавшись по своим домам, они начали убегать по одному, по двое. Монголы сбежали все до одного, потом султан Ахмед Танбал тоже убежал».

В тревоге бродя по опустевшим залам дворца, Бабур решил послать за достопочтенным кади. В ответ тот сообщил, что к Андижану стягиваются войска. Посланцы Султан Али, предполагаемого союзника Бабура, вступили в переговоры с Танба-лом; они условились собрать войско и склонить на свою сторону всех недовольных, включая обиженных монголов, а затем улестить младшего брата Бабура Джахангира и убедить его примкнуть к ним. С этой целью заговорщики окружили Андижан, утверждая, что собираются захватить его в пользу Джахангира.

Письма, пришедшие от Исан и судьи, призывали Бабура немедленно выступить на помощь родному городу. Однако заговор поставил юного Тигра в затруднительное положение – в Самарканде с ним оставалось не больше тысячи воинов. Касим откровенно признал, что они не располагают достаточными силами, чтобы послать в Андижан войско.

В этот критический момент Бабур заболел; лихорадка усугублялась тревогой, и целых четыре дня он пролежал, заточенный в пышных дворцовых покоях, не в силах ни говорить, ни читать письма или отдавать приказы своему войску. В течение нескольких самых тяжелых дней он принимал лишь немного воды – ему смачивали язык с помощью влажной ткани. Поползли слухи, что он не выживет.

К несчастью, именно в этот момент и прибыл гонец от мятежников; он настаивал на немедленной встрече с Бабуром. Беки испугались совершить ошибку, позволив гонцу увидеть царевича в таком состоянии. В результате гонец вернулся в Андижан с известием, что сын Омар Шейха при смерти. Услышав об этом, начальник гарнизона сдал город заговорщикам, выступавшим под знаменем Джахангира. Танбал безжалостно повесил праведного ходжу Кази – судью.

«У меня нет никаких сомнений, – писал Бабур в своем дневнике, – что ходжа кади был святым; какое обстоятельство лучше доказывает его святость, чем то, что от всех, кто умышлял против него, вскоре не осталось ни следа, ни признака? Ходжа Мауляна-и-кади был удивительный человек: страха в нем совершенно не было; другого столь смелого человека и не видывали. Это качество тоже доказывает святость. Всякий человек, какой бы он ни был богатырь, все же испытывал небольшое волнение и опасение, а ходжа никогда не чувствовал волнения или опасения».

К тому времени Бабур поправился и прочитал последнее призывное письмо своей бабушки. («Если вы не откликнетесь на наш отчаянный призыв, все рухнет».) Повинуясь порыву, он устремился на помощь. Войско продвигалось к Андижану со всей скоростью, на какую было способно.

Пройдя лишь первую половину пути, Бабур узнал о захвате Андижана. Одновременно ему сообщили, что его двоюродный брат, Султан Али, воспользовался его отсутствием и захватил Самарканд. «Во имя спасения Андижана я упустил Самарканд и обнаружил, что, потеряв одно, не удержал и другое».

Несмотря ни на что, Бабур проникся убеждением, которому оставался верен всю жизнь. В самые тяжелые дни своей болезни он неустанно молился Учителю Ахрари – он умер, когда Бабуру исполнилось семь лет, – и верил, что именно вмешательство Ахрари спасло ему жизнь.

Сын Омар Шейха не удержал в руках бразды правления своим маленьким государством и был пренебрежительно оттеснен превосходящими его силой заговорщиками. Вскоре он осознал, насколько незавидно его положение. «Никогда ранее я не расставался таким образом со своими приближенными и родной страной». Он предавался горьким размышлениям и плакал, когда его никто не видел. В то время он находился в самом опасном возрасте – ему было почти пятнадцать. Его младшего брата Джахангира оберегали как полезную марионетку – в полном соответствии с предсказаниями Исан. Сам же Бабур, – бывший властелин Самарканда и полководец, – стал для своих недругов препятствием и был обречен на уничтожение. (Два его двоюродных брата, искавшие убежища в южных областях, были приняты со всеми почестями, а затем устранены: одного из них ослепили, вырвав ему глаза; второй, царевич Байсункар, «такой милый и красивый царевич», вскоре был зарезан по приказу предателя-хозяина.) Кольцо вокруг Тигра сжималось, и два последующих года он скитался по стране в поисках безопасного убежища.

Он и думать не хотел о том, чтобы оставить долину. Касим-бек отправился на север, чтобы попросить помощи у дяди Бабура, Махмуд-хана, – старшего сына Юнус-хана. В это время мать Бабура, сестра хана, находилась в руках мятежников. Махмуд-хан довольно охотно выступил в поход, но вскоре понял, что обстоятельства складываются не в пользу его оптимистически настроенного племянника; оценив положение, его приближенные удовольствовались подношениями от военачальников Танбала и посоветовали своему повелителю отказаться от напрасного риска. Маневры Бабура, имевшие целью соединение обеих армий, окончились ничем, к его горькому разочарованию.

Отступление дяди привело к тому, что он лишился и собственного войска. Настали тяжелые зимние месяцы, и из лагеря начали разбегаться воины, почуявшие беспомощность Тигра. Их семьи остались в Андижане, к тому же беглецы не верили в возможность захватить хорошо укрепленный город. «Тех, что остались со мной и избрани для себя тяготы и пребывание на чужбине, насчитывалось, вероятно, около двух или трех сотен, и знатных и простых. Мне пришлось очень тяжело, и я поневоле плакал».

Однако именно тогда заговорщики отпустили из Андижана его семью. По возвращении несгибаемая Исан дала внуку мудрый совет. Практически в тот же час Бабур поспешил в Ташкент – но не вымаливать помощь у Махмуда, а якобы для того, чтобы навестить теток и собрать войско для освобождения своей матери. Заполучив внушительное количество воинов с севера, он целеустремленно повел их, чтобы осадить, а затем и захватить пограничный город в родной долине, но его новые военачальники вполне разумно считали, что у него не хватит сил удержать эту крепость. Волей-неволей ему пришлось отказаться от своей добычи, захватив с собой лишь несколько отборных дынь особого сорта: «это дыни шейхи, кожура у них в пупырышках и потому похожа на шагрень; это очень нежные дыни… мякоть у них толщиной в четыре пальца; удивительно сладкие это дыни».

Вернувшись в свой единственный город, он обнаружил, что больше не может оставаться там, в Ходженте. Возле реки Сыр, на караванной дороге, связывающей Самарканд с Ахси, произошла небольшая стычка; местные жители зарабатывали себе на жизнь переправой через реку и сбором миндаля и не намеревались снабжать продовольствием войско из нескольких сотен человек. Бабур, верный своему обыкновению, не хотел сидеть сложа руки и бездействовать. Объединив вокруг себя костяк своего отряда, он теперь пытался найти для него убежище – в горах, среди зерновых полей и пастбищ. По дороге туда его перехватил гонец от султана Али, несостоявшегося союзника по осаде Самарканда. Преследователи царевича-изгнанника приближались. Не имея возможности укрыться за городскими стенами, Бабур, как и прежде, решил найти приют у горцев, живущих на самых вершинах, где его люди могли рассчитывать на пойманную дичь и сушеные фрукты.