На следующее утро четырнадцать мужчин скакали во весь опор из Уичито. Девятнадцатилетний Питер очень волновался, узнав о предстоящем приключении. Мужчины были возбуждены: некоторым нравилось убивать, а тут представился отличный шанс.

Элроя не интересовали эти чужие люди, однако они прожили на Западе намного дольше, чем он, и это внушало ему уважение к ним. К тому же их всех объединяло одно — ненависть к индейцам.

Работников Чапмена звали Тэд, Карл и Цинциннати. Три бандита, нанятые им, представились как Лерой Керли, Дэйр Траск и Уэйд Смит. В салуне Уичито к ним присоединились проезжий дантист мистер Смайли и бывший депутат, прибывший в Уичито полгода назад. Третий мужчина из Уичито оказался таким же фермером, как Элрой; вчера вечером он случайно зашел в салун. Двух братьев-бродяг, державших путь в Техас, звали Маленький Джой Коттл и Большой Джой.

К полудню мужчины прибыли в Рокли, надеясь получить там подкрепление, но только зря потеряли время: в городке к ним присоединился лишь Джон, сын Ларса Хэндли. Правда, вскоре они поняли, что торопиться незачем. Большой Джой, ускакавший вперед, встретил их в Рокли и сообщил, что канона все еще стоят лагерем на берегу реки.

В середине дня они добрались до поселения индейцев. Элрой еще никогда не скакал так быстро — зад у него просто отваливался. Лошади тоже еле дышали. Свою лошадь он ни за что не стал бы так гнать.

Деревья и буйная прибрежная растительность служили всадникам надежным укрытием. Подъехав ближе, они стали наблюдать за лагерем, стараясь не слишком шуметь. Впрочем, услышать их не могли: гул реки заглушал все звуки.

Это было мирное поселение. Под огромными деревьями стояли вигвамы. Дети присматривали за лошадьми, а женщины, собравшись в кружок, беседовали.

Неужели это кровожадные дикари, подумал Элрой, а эти дети со временем превратятся в убийц и грабителей? Однако он слышал, что индейские женщины еще более жестоко, чем мужчины, расправляются с пленными. Они увидели только одного воина, но это ничего не значило. Маленький Джой сказал, что остальные, наверное, спят.

— Придется дождаться ночи, когда они все заснут, тогда мы застанем их врасплох, — заметил Тэд. — Индейцы не любят воевать ночью, опасаясь, что дух умершего не сможет отыскать в темноте загробное царство.

— Сдается, что мы и сейчас можем застать их врасплох, — вставил мистер Смайли, — , поскольку воины дрыхнут…

— Как знать? Может, они готовят оружие в вигвамах или пыхтят на своих бабах, — усмехнулся Лерой.

— Значит, у них слишком много баб. Здесь всего десять вигвамов, Керли.

— Вы видите там своих лошадей, мистер Чапмен? — спросил Элрой.

— Трудно сказать — отсюда не рассмотреть.

— Да это кайова! Я сразу их узнаю!

— Нет, Тэд, — возразил Цинциннати. — Ручаюсь, что это команчи.

— С чего ты взял?

— А почему ты вообразил, что это кайова? — отозвался Цинциннати. — Может, я тоже узнаю команчей с первого взгляда!

— Какая разница? — спокойно заметил Карл. — Индейцы и есть индейцы. А раз уж здесь не резервация, то ясно как Божий день, что это непокоренные индейцы.

— Мне нужны те, что напали… — начал Билл Чапмен.

— Конечно, хозяин, но не оставите же вы безнаказанной эту банду, даже если это не те?

— Они могут стать теми в следующем году, — заметил Цинциннати, осматривая свой револьвер.

— О чем, черт возьми, спор? — возмутился Маленький Джой. — Неужели мы целый день натирали в седлах задницы только для того, чтобы теперь повернуть назад, не пристрелив это дерьмо собачье!

— Полегче, парень! Думаю, мистер Чапмен вовсе не это имел в виду. Верно, хозяин?

— Конечно, — ответил тот. — Карл прав: не все ли равно, какая здесь банда. Шлепнем этих дикарей, тогда другие крепко подумают, прежде чем зариться на чужое добро.

— Так чего же мы ждем? — Питер нетерпеливо огляделся.

— Только женщин оставьте, — подал голос Уэйд Смит. — Хочу с ними порезвиться, ясно?

— А то! — хмыкнул Дэйр Траск. — А я-то боялся, что здесь предстоит нудная работенка!

Мужчины направились к лошадям, охваченные возбуждением. Женщины! Они и не подумали о них. Спустя десять минут тишину разорвал треск винтовочных выстрелов. Когда прогремел последний, в живых осталось только четверо индейцев — три женщины и одна девочка. Всех четверых изнасиловали, а потом убили.

На закате тринадцать мужчин скакали назад, потеряв лишь бывшего депутата. Унося его труп с залитой кровью поляны, они решили, что это не слишком большая жертва.

В лагере воцарилась тишина, нарушаемая лишь неумолчным рокотом реки. Некому было оплакать мертвых команчей, которые не имели никакого отношения к банде кайова, совершившей налет на ранчо Билла Чапмена. Некому было оплакать смуглокожую девочку с голубыми глазами, свидетельствовавшими о примеси белой крови. Родные не слышали предсмертных криков девочки — ее мать умерла прежде, чем над ней надругались.

Этой весной девочке исполнилось десять лет.

— Кортни, ты опять сутулишься! Леди не пристало сутулиться. И чему только тебя учили в этих дорогих школах?

Девочка-подросток, взглянув на мачеху, хотела что-то сказать, но промолчала. Зачем спорить? Сара Уайткомб, ныне Сара Хортс, слышит лишь то, что хочет, и ничего больше. К тому же Сара уже отвернулась от Кортни, глядя на ферму, показавшуюся вдали.

Однако Кортни неохотно выпрямилась и стиснула зубы. И как это Саре не надоедает делать ей замечания? Порой перемены в настроении мачехи удивляли Кортни. Правда, девочка научилась молча сносить обиды, уходя в себя. Теперь Кортни Хортс проявляла характер лишь в тех случаях, когда мачеха слишком уж донимала ее.

Она не всегда была непокорной. В детстве мама называла умную, озорную и общительную Кортни маленьким чертенком. Но мама умерла, когда девочке было всего шесть лет.

Следующие девять лет Кортни меняла школу за школой. Отец, охваченный горем, не интересовался проблемами ребенка. Эдвард Хортс позволял дочери жить дома только несколько летних недель. Но даже тогда отец не находил времени на общение с нею. А в годы войны девочка вообще не видела его.

В пятнадцать лет Кортни страдала от чувства ненужности, ибо ее никто не любил. Приветливая и открытая девочка превратилась в замкнутую и настороженную девушку. Чрезмерно ранимая, она не выносила никаких замечаний. Виною тому были отчасти строгие учителя, но основная причина крылась в отчаянном стремлении Кортни вернуть любовь отца.

Врач Эдвард Хортс успешно практиковал в Чикаго и был всецело поглощен работой. Высокий элегантный южанин, он поселился в Чикаго после свадьбы. Кортни считала, что в мире нет такого красивого и преданного своему делу человека. Она боготворила отца и страдала, когда он рассеянно смотрел на нее своими светло-карими глазами.