«Конгресс заседал уже третью неделю, — вспоминал Шувалов, — когда, подобно взрыву бомбы, произошло разглашение английской печатью англо-русского договора»[1429]. Вызванная публикациями в «Глоб» волна докатилась до Берлина. 5 (17) июня англо-русское соглашение обсуждалось в палате лордов, где Р. Монтегю заявил, что это соглашение «представляет собой отход от политики, провозглашенной премьер-министром и поддержанной парламентом, оно попирает права и губительно для интересов нашей страны»[1430]. Примечательно, что в этот же день одну из своих колонок «Таймс» начала словами: «Вполне естественно, что не только одна партия должна быть разочарована соглашением между Англией и Россией»[1431].

Тем временем, 8 (20) июня, корреспондент «Таймс» передал из Берлина:

Эта весьма точная информация была получена не от кого-нибудь, а от самого «короля газетных репортеров» Анри де Бловица, являвшегося с 1874 г. постоянным парижским корреспондентом «Таймс». Перед началом конгресса он перебрался в Берлине и в дни его работы развернул операцию по сбору информации о происходящих на нем событиях[1433].

10 (22) июня в очередном материале о ходе Берлинского конгресса «Таймс» отметила, что «наблюдаемый всеми образ действий его участников не соответствует» тем реалиям, которые обнаруживаются «на основе одного, “исподтишка составленного” документа». И далее следовал вывод:

А одно из последствий этого газета определила так:

Оказывается, даже такой проныра, как Бловиц, не знал о существовании англо-австрийского соглашения.

Фактор антироссийски настроенного общественного мнения Англии Биконсфилд и Солсбери попытались использовать для нового нажима на Шувалова. Биконсфилд даже демонстративно заявлял, что покинет конгресс, если его требования не будут выполнены. К 9 (21) июня переговоры по Болгарии достигли наибольшего накала, но тем не менее сторонам удалось договориться. Российская делегация, после запроса Петербурга, согласилась с новым названием Южной Болгарии — Восточная Румелия, а английская не стала выходить за рамки лондонского соглашения — после вывода русских войск турецкие гарнизоны должны были размещаться не внутри этой провинции, а только на ее границах.

Однако английские представители объявили Шувалову, что «отказываются от выполнения того пункта соглашения, по которому они обязывались, в конечном счете, не противиться уступке Батума России»[1435]. Солсбери даже припугнул, что подаст в отставку, а его подпись под соглашениями для нового госсекретаря по иностранным делам «не будет обязательной»[1436].

А вот этот «ларчик» открывался по-иному. 24 мая (4 июня) было подписано англо-турецкое соглашение, ставшее известным под названием Кипрской конвенции, основное содержание которой полностью отвечало требованиям лондонского кабинета. В первом пункте конвенции говорилось о том, что «если Россия предпримет в будущем любую попытку завладеть новой территорией в Азии», принадлежащей Турции, «то Англия обязуется совместно с Его Императорским Величеством Султаном защищать эти территории силой оружия». И далее:

Позднее, 19 июня (1 июля), был подписан дополнительный протокол к Кипрской конвенции, в котором говорилось, что «…если Россия вернет Турции Карс и другие земли, завоеванные ею в Армении в ходе последней войны, то Англия эвакуирует остров Кипр и Конвенция от 4 июня 1878 г. потеряет силу»[1438].

«Защищать» турецкие территории «силой оружия» английский премьер, разумеется, не собирался, но попытку выставить себя охранителем азиатских владений Порты он на конгрессе предпринял.

Позднее, в октябре 1879 г., в своей ставшей широко известной речи в Манчестере Солсбери так осмыслил новое приобретение британской короны:

До захвата Англией Египта оставалось три года… Целенаправленному упорству британского правительства в реализации собственных интересов, по-моему, просто нельзя не аплодировать.

В июне 1878 г. в связи с неуступчивостью британской стороны по Батуму для российской делегации на конгрессе складывалась критическая ситуация. Шувалов обратился за помощью к Бисмарку, и тот оправдал его надежды. «Он отправился в Кайзергоф к английскому премьеру, и два часа спустя этот тяжелый инцидент был ликвидирован»[1440]. Как отмечал Шувалов, Бисмарку пришлось «даже пустить в ход запугивание». Он обратил внимание Биконсфилда на то, что именно на основании достигнутого англо-русского соглашения, о котором его известили с согласия лиц его подписавших, он и порекомендовал императору Вильгельму созвать конгресс в Берлине. Теперь же, по мнению Бисмарка, «отказ от выполнения этого договора уже будет делом не только России и Англии, но явится нелояльным поступком в отношении Германии»[1441]. Аргумент германского канцлера подействовал. Батум, объявленный свободным портом, а также Карс и Ардаган остались за Россией. Крайней оказалась Порта, которую партнеры из Лондона просто кинули. Побежденный, как говорится, платит за все.