– Пожалуйста, подождите, ага.

Окошечко закрылось. Снова ожидание. Он начал притопывать замерзающими ногами, потом нетерпеливо стукнул в дверь еще раз; ему хотелось выбить ее к чертям, но он знал, что нельзя. Снова звук шагов за дверью. Окошечко открылось во второй раз. Другие глаза, другое лицо.

– Как ваше имя, ага?

Локарту захотелось заорать на иранца, но он этого не сделал.

– Меня зовут ага пилот Томас Локарт, муж Шахразады. Откройте дверь. На улице холодно, и я устал. Я пришел за женой.

Окошечко в молчании закрылось. Мгновение мучительного ожидания, потом, к своему облегчению, Локарт услышал звук отодвигаемых засовов. Дверь распахнулась. Слуга держал в руке высоко поднятую масляную лампу. Позади него виднелся двор, огороженный высокими стенами, в центре – великолепный фонтан, деревья и растения были укутаны от зимнего холода. В дальней стене Локарт обнаружил еще одну дверь, обитую железными гвоздями. Дверь была открыта, и он разглядел ее силуэт на фоне света ламп. Он бросился вперед, и она с плачем и стоном упала в его объятия.

Дверь на улицу громко захлопнулась, клацнули засовы.

– Погодите! – крикнул Локарт слуге, вспомнив про Мак-Айвера. Тут он услышал звук отъезжающей машины.

– Что случилось, ага? – спросил слуга.

– Ничего, – ответил он и помог Шахразаде войти в дом и в уютное тепло.

Когда он увидел ее лицо при свете, вся его радость улетучилась, и в желудке осел ледяной ком. Ее лицо было опухшим и грязным, немытые волосы висели безвольными прядями, глаза смотрели не видя, одежда измялась.

– Господи Иисусе… – пробормотал он, но она не обратила на его слова никакого внимания, просто бессмысленно прижималась к нему и что-то стонала на смеси фарси и английского; по щекам струились слезы. – Шахразада, все хорошо, все хорошо теперь… – произнес он, стараясь успокоить ее. Но она лишь продолжала свое монотонное бессмысленное бормотание. – Шахразада, Шахразада, милая. Я уже вернулся… все хорошо… – Локарт замолчал. Она стояла так, словно он и не говорил ничего, и он вдруг похолодел от мысли, что она лишилась рассудка. Он начал легонько встряхивать ее, но и это не дало никакого эффекта. Тут Локарт заметил старого слугу, стоявшего рядом с лестницей, ожидавшего приказаний. – Где… где ее высочество госпожа Бакраван? – спросил он; руки Шахразады крепко обнимали его за шею.

– Она в своих покоях, ага.

– Пожалуйста, передайте ей, что я здесь, и… и что я хотел бы ее видеть.

– О, она сейчас никого не примет, ага. Никого. На все воля Бога. Она никого не видела с того самого дня. – В старческих глазах блеснули слезы. – Ваше превосходительство были в отсутствии, возможно, вы не знаете, что его пре…

– Я слышал. Да, я слышал.

– Иншаллах, ага, иншааллах, но какие преступления мог совершить наш хозяин? Иншаллах, что на него пал выбор, ин…

– Иншаллах. Пожалуйста, передайте ее высочеству… Шахразада, прекрати это! Ну же, дорогая, – сказал он по-английски: ее стоны сводили его с ума. – Прекрати! – Потом слуге на фарси: – Пожалуйста, попросите ее высочество принять меня.

– О да, я попрошу, ага, но ее высочество не откроет мне дверь, и не ответит мне, и не примет вас, но я немедленно пойду и выполню ваше пожелание. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Погодите. Где все?

– Кто, ага?

– Семья? Где остальные члены семьи?

– А, семья. Ее высочество у себя, госпожа Шахразада здесь.

Локарт снова почувствовал, как ее стоны подстегивают его гнев.

– Я имел в виду, где его превосходительство Мешанг и его жена и дети, и сестры моей жены, и их мужья?

– Где же им еще быть, как не у себя дома, ага?

– Тогда сообщите его превосходительству Мешангу, что я вернулся, – распорядился Локарт. Мешанг, старший сын, и его семья были единственными людьми, постоянно проживавшими здесь.

– Непременно, ага. На все воля Аллаха, я сам немедленно отправлюсь на базар.

– Он на базаре?

Старик кивнул:

– Разумеется, ага, сегодня вечером он там, он и его семья. Теперь он хозяин, и ему надлежит вести дела. На все воля Бога, ага, теперь он – глава дома Бакраван. Я отправлюсь немедленно.

– Нет, пошлите кого-нибудь. – Базар был рядом, выполнить его просьбу было нетрудно. – Есть кто-нибудь… Шахразада, Шахразада, прекрати! – грубо сказал он, но она как будто не слышала его. – Есть в доме горячая вода?

– Должна быть, ага. Печь у нас очень хорошая, только она не разожжена.

– У вас нет солярки?

– О, солярка должна где-то быть. Вы хотите, чтобы я проверил?

– Да, пожалуйста, разожгите печь и принесите нам что-нибудь поесть и чаю.

– Непременно, ага. Что бы его превосходительству хотелось покушать?

Локарт с трудом сохранял здравомыслие, всхлипывания Шахразады толкали его за грань самообладания.

– Что угодно… нет, рис и хореш, хореш с курицей, – поправился он, назвав обычное блюдо, которое легко приготовить. – Куриный хореш.

– Как пожелаете, ага, только повар весьма гордится своим умением готовить куриный хореш, и у него уйдет несколько часов, чтобы приготовить его к вашему удовлетворению. – Старик вежливо ждал, переводя взгляд с Локарта на девушку и обратно.

– Тогда… тогда, о господи, пусть будут просто фрукты. Фрукты и чай, любые фрукты какие есть… – Локарт больше не мог этого выносить, он подхватил Шахразаду на руки, поднялся с ней по лестнице и прошел по коридорам в комнаты, которые они обычно занимали в этом трехэтажном, с плоской крышей доме, похожем на дворец, богатый, с бесконечным лабиринтом комнат. Он открыл дверь и захлопнул за собой.

– Шахразада, послушай меня… Шахразада, послушай! Да послушай же, ради всего святого!

Но она лишь приникла к нему всем телом, постанывая и бессвязно бормоча. Он отнес ее в душную внутреннюю комнату с плотно закрытыми окнами и ставнями и заставил ее сесть на неубранную кровать, потом метнулся в ванную, которая была вполне современной, – то есть почти все тут было современным, кроме туалета.

Горячей воды нет. Холодная течет и, кажется, не слишком грязная. Он нашел несколько полотенец, намочил их и вернулся в комнату. В груди поселилась ноющая боль, он понимал, что плохо представляет, что ему делать. Шахразада сидела там же, где он ее оставил. Он попытался вытереть ей лицо, но она стала сопротивляться и начала рыдать в голос, от чего стала еще уродливее. С уголков губ вниз потянулись ниточки слюны.

– Шахразада… Шахразада, милая моя, ради всего святого, родная… – Он обнял ее, прижал к себе, но ее ничто не трогало. Только стоны постоянно слетали с ее губ, толкая его все ближе и ближе к опасному краю. – Возьми себя в руки, – громко, но беспомощно произнес он и поднялся, но ее руки уцепились за его одежду и постарались притянуть его назад.