прекрасно дополняли друг друга. В первой располагался индустриальный Рур, во второй — развитая перерабатывающая промышленность. Франция присоединилась к Бизонии только 8 апреля 1949 г.

Судьба Германии определялась США и СССР, отношения между которыми приняли характер «холодной войны». В Москве рассматривали американский план экономического единства Германии как происки «американского экономического империализма», в Вашингтоне считали, что советское требование участия в контроле над Руром, резко отвергаемое Англией, означает стремление взять под свой контроль всю Германию. Сталин, скорее всего, хотел тогда создания не социалистической, а буржуазно-демократической, дружественной и нейтральной Германии. Но Трумэн усматривал только одну альтернативу — либо уступить всю Германию Сталину, либо сохранить под своим влиянием ее западную часть.

Со своей стороны, немецкие политики стремились воспрепятствовать назревающему расколу страны. 6 июня 1947 г. в Мюнхене собрались премьеры отдельных земель, решившие, пока не создан общегерманский орган власти, взять на себя коллективную роль «опекунов немецкого народа». С самого начала было неясно, приедут ли руководители земель советской зоны. Когда они с опозданием все же появились поздно вечером 5 июня, то повестка заседания была уже определена. Их предложение обсудить также проблему создания единого государства было отклонено, поскольку предполагалось обсудить только экономические вопросы, в результате, они покинули конференцию до начала ее работы.

Общегерманская конференция в Мюнхене показала, что процессы развития в отдельных зонах, определяемые оккупационными властями, идут в расходящихся направлениях и что раскол страны близок. В ноябре 1947 г. это подтвердилось и Лондонской конференцией по германскому вопросу министров иностранных дел четырех держав. Ее единственным результатом стало согласие Франции на создание отдельного западногерманского государства. В марте 1948 г. прошла Лондонская конференция шести западных стран, на которой было принято решение о создании западногерманского государства. Глава СВАТ, маршал В.Д. Соколовский, в знак протеста против этого решения, демонстративно покинул заседание Союзного контрольного совета.

«Золотой ключик» Людвига Эрхарда

Американское правительство опасалось, что хозяйственная разруха послевоенной Европы, нужда и лишения толкнут ее население в объятия коммунизма. 5 июня 1947 г. новый госсекретарь США Джордж Маршалл выступил с программой широкой экономической помощи странам Европы сырьем, продовольствием, кредитами на общую сумму в 80 млрд. долл., чтобы спасти их «от экономического, социального и политического краха». Советский Союз, а вслед за ним и находившиеся под его контролем страны, тотчас резко отвергли этот план, усмотрев в нем стремление «американского империализма закабалить Европу». Западные зоны, а затем и ФРГ, к 1952 г. получили в общей сложности приблизительно 1,7 млрд. долл, на восстановление хозяйства и продовольственных пакетов на 500 млн. долл.[274]. О фактическом значении этого вклада США в быстрый подъем Западной Германии до сих пор нет единого мнения. Но полученные средства дали возможность создать инвестиционные фонды, раскрутившие собственную экономическую активность Германии.

Предварительным и обязательным условием получения помощи являлось оздоровление немецкой денежной системы, в которой сложилось катастрофическое положение. Марка к этому времени фактически перестала исполнять роль платежного средства, витрины и прилавки магазинов зияли пустотой, товары и продукты распределялись по талонам, а на процветающем черном рынке шел бойкий натуральный обмен.

В воскресенье 20 июня 1948 г. население западных зон в изумлении протирало глаза перед невероятной картиной — витрины магазинов ломились от изобилия уже полузабытых товаров. В кармане каждого немца уже похрустывало 40 новеньких немецких марок (еще 20 — в августе), полученных за 60 обесцененных прежних рейхсмарок, изъятых из оборота на гигантскую сумму в 37 млрд.

Тайна внезапного изобилия объяснялась далеким от христианского сострадания поведением фабрикантов и торговцев, прятавших на складах огромное количество сырья, готовых изделий и продуктов, хлынувших теперь на рынок.

Хозяева получали по 60 новых марок на каждого работающего у них. Зарплаты, пенсии, пособия, процентные ставки сохраняли свои номинальные размеры. Капиталы, вложенные в материальные ценности, совсем не пострадали. Но реформа болезненно ударила по мелким вкладчикам, сбережения которых обменивались по курсу 6,5 новых за 100 старых марок. Реформа выбила почву из-под ног черного рынка, поскольку меновая торговля потеряла всякий смысл, а деньги опять стали редкой ценностью, которую стоило зарабатывать.

На следующий день директор бизонального Экономического совета, профессор Людвиг Эрхард (1897–1977), импозантный толстяк с неизменной сигарой в зубах, на свой страх и риск объявил по радио об отмене административного распределения товаров и контроля за ценами. Когда возмущенный таким самоуправством американский военный губернатор Люциус Клей потребовал от Эрхарда объяснений, как он осмелился изменить распоряжение союзников, тот ответил, что он «не изменял распоряжений, а отменил их».

Вместе с реформой начала свое победное шествие концепция «социального рыночного хозяйства», рьяным сторонником которой был Эрхард. Само это понятие ввел мюнстерский экономист Альфред Мюллер-Армак. Концепция базировалась на принципах поощрения частной собственности, свободной и честной конкуренции, рыночного ценообразования, отказа от планового хозяйства, независимого контроля за монополиями, централизованного надзора над финансами, широкой системы социальных гарантий.

Но денежная реформа подтвердила один печальный факт: раздел Германии стал не только политической, но, наконец, и экономической реальностью. 23 июня в советской зоне были введены отпечатанные на московской фабрике Гознака немецкие восточные марки, предназначенные и для Западного Берлина. Когда же союзники объявили о введении в своих зонах Берлина западной марки, Москва ответила берлинской блокадой.

Блокада Берлина

24 июня все железные и автомобильные дороги, а затем и водные пути между Берлином и западными зонами были перекрыты. Были прекращены подача электроэнергии и подвоз продуктов из восточной части города. Этой мерой советское руководство надеялось вынудить три западные оккупационные державы покинуть свои сектора, бросив западноберлинцев на произвол судьбы.

Но, сознательно идя на резкое обострение ситуации, обе стороны не хотели крупного вооруженного конфликта. Поэтому Клей предложил установить с Западным Берлином воздушный мост, осуществив немыслимое, на первый взгляд, снабжение огромного города самолетами. Замысел блестяще удался. За 11 месяцев блокады было совершено 195 тыс. рейсов, а в западные сектора доставили 1,5 млн. т продовольствия, угля, стройматериалов и других товаров[275]. Каждые две-три минуты на одном из трех западноберлинских аэродромов приземлялся транспортный самолет, следовавший по одному из трех воздушных коридоров шириной в 30 км. Попытки обеих конфликтующих сторон найти компромиссное решение успехом не увенчались. Причина этого лежала в том, что советское руководство неверно оценивало намерения и возможности западных держав, надеясь, что блокада заставит их отказаться от идеи создания западногерманского государства, а наступление зимы обрушит воздушный мост. Между тем, британский министр иностранных дел Эрнест Бевин заявил, что «сдача Берлина означала бы потерю Западной Европы», а население западных секторов проявило исключительную стойкость и волю к сопротивлению грубому нажиму. Успешное функционирование воздушного моста и зимой означало, что блокада