крики разбудили бы весь бордель. Нет, укус был сделан после убийства и нанесения рисунка. Минимальное количество крови указывало на то, что Аша была укушена после того, как ее сердце остановилось. Это идея укусить девочку заставила миссис Догар спешить, подумал полицейский. Ей не терпелось закончить рисунок, потому что нижняя губа Аши была столь соблазнительна.

Даже такое небольшое кровотечение нарушило обычный порядок действий, характерный для Рахула. Должно быть, это миссис Догар поставила кастрюлю с водой на электроплитку; вероятно, ее собственное лицо, по крайней мере рот, были в крови проститутки. Когда вода нагрелась, Рахул намочил что-то из одежды мертвой девушки, чтобы смыть с себя кровь. Затем ушел, переодевшись монахиней и забыв про включенную плитку. Кипящая вода и привлекла внимание мадам. Хотя идея с монахиней была удачной, на деле гладко не получилось.

Нэнси проснулась около восьми утра; после вчерашнего шампанского у нее болела голова, но детектив Пател, не раздумывая, рассказал ей обо всем, что случилось. Он слышал, как ее тошнило в ванной; он позвонил сначала актеру, а затем сценаристу. О губе он рассказал только Дхару, но не доктору; что касается доктора Даруваллы, то заместитель комиссара хотел подчеркнуть, что для ланча Дхара с миссис Догар нужен хороший сценарий. Пател сказал им обоим, что сегодня он должен будет арестовать миссис Догар; он надеялся, что у него достаточно косвенных доказательств, чтобы арестовать ее. Были ли действительно у него доказательства, чтобы держать ее под стражей, – это уже другой вопрос. Именно поэтому он рассчитывал на актера и сценариста: им придется что-то придумать во время ланча.

Заместителя комиссара Патела воодушевляла одна подробность, о которой ему доложил надзиравший за домом Догаров ротозей. После того как переодетая миссис Догар выскользнула из такси, в ее доме загорелся свет, но не в спальне, а на первом этаже, и окна не гасли до восхода. Заместитель комиссара надеялся, что Рахул рисовал.

Что касается доктора Даруваллы, то его, считай, первый нормальный сон за последние пять ночей был прерван довольно рано. На первый день нового года у него не было назначено никаких операций и никаких приемов; он собирался поспать. Но, выслушав детектива Патела, сценарист немедленно позвонил Джону Д. Перед ланчем Дхара в клубе «Дакворт» надо было сделать много дел; надлежало серьезно порепетировать – что было непросто, поскольку предполагалось участие во всем этом мистера Сетны. Заместитель комиссара уже поставил в известность старого стюарда.

Именно от Джона Д. Фаррух услышал о нижней губе Аши.

– Рахул, должно быть, думал о тебе! – воскликнул доктор Дарувалла.

– Ну, мы знаем, что она кусается, – сказал Дхар доктору. – По всей вероятности, все началось с тебя.

– Что ты имеешь в виду? – спросил доктор Дарувалла, поскольку Джон Д. умолчал о некоторых темах разговора с миссис Догар.

– Все началось с большого пальца твоей правой ноги, в Гоа, – начал Джон Д. – Это Рахул укусил тебя. Ты был абсолютно прав – это была не обезьяна.

Другая Мадху

В этот понедельник, задолго до времени кормления в цирке «Большой Голубой Нил» в Джунагадхе, колченогий мальчик проснулся от порыкивания львов; их глухое рокотание раздавалось и умолкало в ритме дыхания. В этой части Гуджарата по утрам было холодно. Впервые в жизни Ганеш увидел собственный выдох; выдохи львов были похожи на взрывы пара, вылетающего из клеток.

Мусульмане подвезли мясо в деревянной телеге, облепленной мухами; дно телеги сняли и положили на землю между палаткой повара и клетками больших кошек – на это размером с двойные двери дно, сколоченное из грубых досок, была навалена сырая говядина. Даже несмотря на холодный утренний воздух, мухи уже роились над мясом, которое сортировал Чандра. Иногда среди говядины попадалась баранина, и повар хотел ее приберечь; баранина была слишком дорогим удовольствием для львов и тигров.

Теперь большие кошки ревели; они учуяли запах мяса, а некоторые даже видели повара, изымающего отборные куски баранины. Если колченогого мальчика испугало то, с какой яростью львы и тигры набросились на сырую говядину, то доктор Дарувалла все равно об этом никогда не узнает; как не узнает и того, что калеку расстроил вид львов, падающих на скользкий от жира пол клеток. В цирке это была одна из немногих сцен, которые всегда огорчали доктора.

В тот же понедельник некто предложил взять в жены Мадху. Это буквальное предложение было прежде всего озвучено мистеру и миссис Дас. Инспектор манежа и его жена были удивлены. Они ведь еще не начали обучать девочку, и по этой причине Мадху не было и среди исполнителей; однако предложение женитьбы последовало от джентльмена, который утверждал, что был на вечернем представлении в воскресенье. И вот наутро он явился собственной персоной, полный самых возвышенных чувств!

У бенгальцев инспектора манежа и его жены были свои дети, которые не стали связывать себя с цирком. Но мистер и миссис Дас обучали многих других детей цирковой акробатике; они были добры к этим приемным детям и особенно оберегали девочек. В конце концов, когда эти девочки начинали выступать на арене, они обретали какую-то ценность, причем не только для цирка. У них появлялся какой-то лоск; они даже что-то зарабатывали, а поскольку не имели возможности тратить деньги, инспектор манежа и его жена обычно откладывали эти заработки на приданое.

Мистер и миссис Дас были искренни в своих советах девочкам насчет того или иного предложения о браке – стоит ли его принять, или лучше провести переговоры, и, как правило, они отпускали в жизнь своих приемных дочерей, всегда удачно выдавая их замуж и при этом внося свой вклад в их приданое. Во многих случаях инспектор манежа и его жена так привязывались к этим детям, что прощание с ними не обходилось без сердечной боли и слез. Почти все девушки в конце концов покидали цирк; те немногие, что оставались, становились тренерами.

Мадху была слишком молода и абсолютно не обучена, и у нее не было приданого. Тем не менее к ней явился джентльмен со средствами, хорошо одетый и явно городской, – он владел имуществом и занимался развлекательным бизнесом в Бомбее, и он сделал Мадху предложение, которое мистер и миссис Дас находили чрезвычайно щедрым; он возьмет бедную девочку без приданого. Несомненно, в этих добрачных переговорах всерьез обсуждалась тема компенсации, которой заслуживали инспектор манежа и его жена, поскольку (кто знает?) Мадху могла бы в будущем стать звездой «Большого Голубого Нила». С точки зрения мистера и миссис Дас, им была предложена солидная плата за угрюмую девочку, которая, скорее всего,