Эта задача выполнена всеми средствами дивизии, так как удался полностью и основной фактор, на котором был построен план нападения, — ошеломление противника[1261].

Чтобы достигнуть необходимого для нападения разрушения укреплений, необходимо существенно более сильное использование тяжелой артиллерии и артиллерии особой мощности с гораздо большим расходом боеприпасов, а именно — многочасовая стрельба на разрушение. Это не соответствовало задаче дивизии[1262].

Одним словом, Шлипер и фон Кришер обвинили, с одной стороны, высшее командование, так и не выделившее необходимого количества тяжелой артиллерии, с другой — нижестоящих исполнителей, того же командира NbwRgt.4, введшего в заблуждение относительно возможностей реактивных установок. В итоге Брандт уехал из Бреста, уверившись, что «виноваты обстоятельства». Или же, понимая, что дальнейшее расследование приведет к таким выводам, что могут затронуть командование и армии и корпуса (а кому это нужно?), смог подготовить ответ Гальдеру, не затрагивающий чьих-либо интересов.

Генерал Брандт отчитался в тот же день: «Действие тяжелых метательных установок и артиллерийских систем „Карл“ само по себе весьма эффективно, однако сопротивление превосходящих по численности и фанатически сражающихся войск противника было очень сильным, что вызвало большие потери в составе [45] пехотной дивизии. Ошибок в действиях дивизий, по-видимому, не было»[1263].

Такое впечатление, что Брандта интересовали прежде всего события 22 июня. Вероятно, все происходящее в крепости ему представили как удачный, но несколько незаконченный штурм 22 июня, а все последующее — зачистка от фанатиков, малоинтересная с военной точки зрения.

О том, что речь шла главным образом о событиях первого дня войны, говорит хотя бы то, что Брандт упоминает о численном превосходстве защитников, что если и имело место, то только утром 22 июня. И то речь может идти лишь о превосходстве в живой силе, зачастую невооруженной, что касается средств ведения боя — то здесь превосходство с первой же минуты было за немцами. Но вот смогли ли они его эффективно применить?

Проигнорировав этот и подобные вопросы, Брандт решил ограничиться «примиренческими» выводами — даже не обратив внимание Гальдера на неэффективность применения реактивных установок против долговременных укреплений, что вполне могло бы заинтересовать начальника Генерального штаба.

Хотя интересно, что, говоря о чьих-либо ошибках, Брандт замечает: их не было в действиях дивизии. Были ли они на других, более высоких уровнях, где, в частности, и распределялись средства из резерва ОКХ и планировались основы операции — Брандт не уточняет.

Вдогонку Брандту, в оперативный отдел Генштаба ОКХ[1264] отправилось и донесение Грейффенберга (№ 63/41 от 27.06.41).

О его сути можно судить уже по преамбуле: «После того как закончились длившиеся в течение нескольких дней ожесточенные бои за Брест-Литовскую цитадель…» И далее Грейффенберг (от имени командующего Группой армий) продолжает не менее напористо: «…Теперь установлено, что цитадель представляла собой крупный опорный пункт, рассчитанный на две русских дивизии, оборудованный по последнему слову техники, с сильнейшими оборонительными сооружениями. То обстоятельство, что, несмотря на чрезвычайно тяжелые кровавые потери, понесенные русскими, в одной лишь цитадели было взято в плен около 6000 человек, показывает, что она была занята сильным гарнизоном»[1265].

Далее Грейффенберг аккуратно, и четко рисует ту схему, что позволяла объяснить Брестские события: цитаделью нужно было овладеть не столько для выведения ее из строя, но главным образом для овладения Брестским дорожным узлом — это и было сделано в рассчитанные сроки. Это оказало решающее влияние на ход всей операции. Таким образом, главная задача была выполнена.

Что же касается крепости, то задача по ее овладению была чрезвычайно сложная. Дивизия действовала умело и храбро. Конечно, можно было обойтись лишь артиллерией — но такого количества тяжелой артиллерии не было в распоряжении командования. Да и огонь имевшейся был рассредоточен по всему району крепости.

Грейффенберг подчеркивает, что Брандт счел и этот вариант сомнительным — учитывая широко разветвленную сеть сильных оборонительных сооружений, скрытых в перелесках и рощах.

Таким образом, самоотверженное наступление пехоты встретил огонь численно превосходящих русских. Стремясь свести потери до минимума, командование не спешило форсировать события — иначе потери были бы гораздо большими.

Все это говорит о том, что командованием всех уровней при проведении операции принимались наиболее верные решения, исходящие из складывающейся обстановки и стремящиеся сохранить жизни собственных солдат.

Неплохо?

Такое объяснение устроило всех.

Перебежка автоматчика перед Восточным фортом. Единственный снимок, позволяющий разглядеть детали укрепления. Справа — мертвая лошадь, за белыми воротами, похоже, — мертвый человек

14.30. «Дневное» от A.R.98. «…У полка нет никакого непосредственного впечатления о нынешних боевых действиях». Сообщать уже нечего — артиллерия свою задачу выполнила. Стволы остыли, артиллеристы выспались, и для них штурм Брест-Литовска ушел в историю. Сейчас, помимо отчетов, она вписывается и в строки писем, военных дневников — эта война пока еще «Восточный поход», хотя да, начавшийся более трудно, чем Западный.

На Северном изредка еще гремят выстрелы — а в иных частях цитадели уже щелкают спуски фотоаппаратов.

Единственным происшествием для артполка были загадочные подземные толчки, вероятно от взрывов. Впервые они проявились в 9.30 в районе огневой позиции 5/A.R.98. Около 14.00 их почувствовали вновь. Пехота не смогла прояснить ситуацию — стало известно, что в указанное время не проводилось никаких собственных подрывов. Характер и причина взрыва (звука) так и не были установлены.