После этого король извинился перед придворными и выпроводил почти всех; в кабинете остались только мы двое и посол Саудовской Аравии в США Адель Аль-Джубейр, который выполнял роль переводчика. С глазу на глаз мы обсудили ситуацию в Египте и в Иране. Король, которому было уже под девяносто, явно сдал физически – он до сих пор баловался сигаретами, – но ясности ума ничуть не утратил. Я прибыл на встречу, уже зная, что он сильно расстроен нашим «предательством» по отношению к Мубараку и нашим нежеланием (или неспособностью) полноценно поддержать других давних друзей и союзников, в частности Бахрейн, тоже столкнувшийся с беспорядками. Дошло до того, что некоторые высокопоставленные саудовцы начали поговаривать о принципиальном изменении отношений с США и развитии контактов с другими крупными державами, например с Китаем и Россией.

Читая по бумажке, Абдалла изложил свои пожелания для меня и для президента:

«Наши страны сохраняли стратегические отношения на протяжении семидесяти лет. Я ценю это обстоятельство и радуюсь нашему сотрудничеству.

Эти отношения важны для безопасности во всем мире.

Репутация США находится под угрозой. События в Египте и отчасти в Бахрейне сказались на отношении к Америке в регионе.

Некоторые сравнивают судьбы Мубарака и иранского шаха.

Я считаю, что это неправильно, но вы должны позаботиться о своей репутации.

Вы должны оценить, как смотрят на вас ваши друзья.

Отдельные представители власти в США и в Саудовской Аравии произносят фразы, которые ставят под сомнение наши контакты. Мы не должны этого допускать. Наши отношения проверены временем и не подвластны сиюминутным переменам.

Иран является источником всех проблем в регионе; вот опасность, которой необходимо противостоять».

В заключение король добавил, что это не критика, а выражение поддержки.

Мы, безусловно, одобряем демократические реформы, сказал я, однако Соединенные Штаты ни в коей мере не причастны к революциям в Тунисе, Египте, Ливии или Бахрейне. Это протесты людей, слишком долго вынужденных жить под властью автократических правительств. Наш единственный совет египетскому правительству и участникам протестов заключался в том, чтобы избегать насилия и проводить реформы мирным путем. Королю Бахрейна я сам говорил, что стабильность требует реформ, которые может и должна возглавить королевская семья. Иран тоже не причастен к организации этих протестов, но, разумеется, постарается использовать их в собственных целях.

После долгого обсуждения беспорядков король снова сказал, что лидеры стран Персидского залива обеспокоены тем, что Соединенные Штаты отвернулись от Мубарака. Слышны разговоры, что его собираются судить. США должны защитить бывшего президента Египта. Я постарался уклониться от прямого ответа.

Когда мы расставались, Абдалла сказал, что до него «доходят слухи», которые, как он надеется, не соответствуют действительности, о моем уходе в отставку. Я подтвердил, что собираюсь покинуть свой пост через несколько месяцев. Король предположил, что «лучше бы через несколько лет». Я пошутил, что президент Обама настаивает на моем уходе, пока я еще в силах передвигаться самостоятельно, а если серьезно, то причины никак не связаны с моим здоровьем. И мы попрощались навсегда.

Преемственность в Пентагоне

Одна из наиболее значимых служебных обязанностей министра обороны – рекомендовать президенту офицеров, способных занимать высшие руководящие посты в вооруженных силах США. Это непростая задача: дело не только в том, чтобы подобрать правильного человека на каждую должность, но и в том, чтобы обеспечить справедливое распределение должностей между четырьмя родами войск, а также организовать всю «гирляндную цепь» вакансий при соответствующих назначениях. Кадровые решения по самым высоким военным постам принимаются, как правило, заблаговременно, за несколько месяцев до фактического назначения, поскольку требуется время для того, чтобы подыскать офицера на замену, да еще неизвестно, утвердит ли сенат предложенную министерством кандидатуру.

Как я писал ранее, в июле 2009 года президент сказал мне, что хочет побеседовать с Хоссом Картрайтом как с возможным кандидатом на замену Майку Маллену в 2011 году в качестве председателя Объединенного комитета начальников штабов. Обама, как и Буш, быстро оценил выдающиеся способности Картрайта. Сотрудникам администрации Белого дома и ШНБ также понравилось с ним работать. Я позволил вопросу о преемнике председателя ОКНШ «зависнуть» почти на год. Тем не менее к началу лета 2010 года как раз приспела пора действовать, поскольку я решил, что уйду в конце года. И я стал прикидывать. Шансы на то, что Обама выдвинет Петрэуса на эту должность, практически нулевые: Белый дом не доверял Дэйву и подозревал, что тот лелеет политические амбиции. Альтернативой Дэйву, с моей точки зрения, мог бы оказаться генерал Мартин Демпси, тогдашний глава Командования по разработке доктрины и боевой подготовке сухопутных войск США. Прежде он командовал полком в Багдаде в кровавый первый год оккупации Ирака, руководил подготовкой иракских сил безопасности и великолепно проявил себя в качестве заместителя командующего, а затем исполняющего обязанности главы Центркома. Мне очень хотелось, чтобы следующий председатель (или хотя бы заместитель председателя ОКНШ) имел боевой опыт Ирака или Афганистана. Что касается моего собственного поста, в мой короткий список вошли Хиллари, Колин Пауэлл, Панетта и мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг.

Мы с Обамой тщательно обсудили «наследование» в Пентагоне на часовом закрытом совещании 1 октября 2010 года. Президент начал с традиционного вопроса: есть ли вероятность, что я передумаю уходить? Я просто попросил: «Пожалуйста, не надо». А затем уточнил, имеет ли смысл предлагать Петрэуса в качестве председателя ОКНШ. Обама ответил, что забрать Петрэуса из Афганистана – значит, поставить себя в затруднительное положение, особенно с учетом вывода войск, который должен начаться в июле 2011 года. Я сказал, что Картрайт готов остаться либо как советник по национальной безопасности, либо как председатель ОКНШ. Будучи, так сказать, большим поклонником Картрайта, я все же чувствовал себя обязанным поделиться с президентом опасениями по поводу взаимоотношений Картрайта с другими начальниками штабов и его склонности придерживать информацию. Вдобавок Картрайт признался мне, что сам предпочел бы пост советника по национальной безопасности: для него это был новый вызов. Обама решил, что «нужно с ним потолковать», и этих разговоров, отмечу сразу, было несколько. Под конец совещания я снова попросил президента рассмотреть кандидатуру Панетты в качестве моего преемника.

Президент явно намечал Картрайта на место председателя ОКНШ, а вот я, как часто бывало, путал ему все карты. Я же продолжал размышлять насчет Дэйва Маккирнана, который занимал неподходящую, «тесную» для себя должность, и беспокоился, что то же самое может произойти с Картрайтом.

Четвертого апреля 2011 года президент сказал, что я все еще вправе изменить свое решение. На нашем совещании он процитировал слова Хиллари, сказанные накануне: «Вы слишком мягко давите на Боба». Я вздохнул и ответил: «Я просто выдохся. Совсем». Затем я рекомендовал ему назначить председателем ОКНШ Мартина Демпси. Прошлой осенью, не зная, как правильно разыграть карту с «наследством», я предложил Обаме назначить Демпси новым начальником штаба сухопутных войск, и он прислушался к моему совету. Также я официально рекомендовал Панетту в качестве своего преемника и Петрэуса на место Панетты в ЦРУ. (Незадолго до этого совещания Петрэус удивил меня, сообщив, что ему было бы интересно поработать в ЦРУ.) Я сказал Обаме, что, наверное, с военными назначениями можно подождать до середины мая, но о своем предстоящем уходе я бы хотел объявить до конца апреля.