Свадьба мисс Фанни Альбион и мистера Уиндема Мартелла состоялась той же весной. Возникла небольшая заминка с выбором места проведения торжеств, но дело, ко всеобщему удовлетворению, разрешилось, когда мистер Гилпин предложил свой дом, где временно и так жила Фанни. Посаженым отцом был ближайший родственник – мистер Тоттон; шафером – Эдвард, а старшей подружкой невесты – Луиза. Если Тоттоны и уловили, что жених и невеста относятся к ним чуть прохладно, то в назначенный день этого не было и следа. Все поздравляли Луизу, находя ее очаровательной, и выражали мнение, что в скором времени и она обязательно найдет мужа.

За три дня до церемонии к Фанни пожаловал нежданный гость. Он прибыл в дом священника с подарком, и Фанни, хотя немного разнервничалась, не могла его не принять.

Мистер Айзек Сигалл щегольски вырядился в синий камзол, шелковые чулки и безукоризненно накрахмаленный шейный платок. Слегка поклонившись и загадочно улыбаясь, он вручил ей очень красивый серебряный поднос. Фанни взяла, поблагодарила, но слегка покраснела, так как посчитала неуместным пригласить Сигалла на свадьбу.

Угадав ее мысли, владелец «Ангела» ответил улыбкой на циничном, лишенном подбородка лице.

– Если бы вы пригласили меня на церемонию, я не пришел бы, – сказал он без тени смущения.

– Вот как. – Она посмотрела в окно на лужайку, еще не просохшую после весенних дождей. – Мистер Мартелл знает о нашем родстве.

– Может быть. Но все равно о нем незачем говорить. В тайнах нет ничего зазорного, – ответил человек, который ими жил.

– Мистера Мартелла сейчас нет. Я уверена, он будет рад пожать вам руку.

– Что ж, – заявил приемщик с юмором, которого Фанни не поняла, – в ближайшее время я, видимо, с удовольствием пожму ему руку.

Сказав так, он удалился. А через полчаса мистер Гилпин с кривой улыбкой обнаружил у черного хода бутылку замечательного бренди.

– Вы обратили внимание, мистер Гроклтон? Там были все! И Моранты, и Баррарды, и я не знаю, кто еще из Дорсета!

После собственной свадьбы – ей хватило ума так сказать – миссис Гроклтон заявила, что это был счастливейший день на ее памяти. И ничто, решительно ничто не могло сравниться с моментом, когда стоявшие с ней рядом Фанни и Уиндем Мартелл окликнули мэра Гарри Баррарда, который с улыбкой подошел, а Фанни с бесхитростной сердечностью сказала:

– Миссис Гроклтон, вы, конечно же, знаете сэра Гарри Баррарда. Миссис Гроклтон – наш верный друг, – улыбнулась она.

И этих слов миссис Гроклтон, хотя едва ли отдавала себе в этом отчет, ждала от кого-нибудь всю свою жизнь.

Но для всех остальных самым ярким событием стала речь мистера Мартелла.

– Я понимаю, что многие из вас гадают, не собираюсь ли я увезти из Нью-Фореста последнюю представительницу рода Альбионов. Уверяю, что нет. И хотя дела приведут нас, конечно, в Дорсет и Кент, как и в Лондон, мы намерены выстроить новый дом здесь взамен Альбион-Хауса.

Правда, не на месте старого в лесу, а на просторе южнее Оукли, где он решил разбить парк с видом на море. Уже готовились чертежи для постройки усадьбы в классическом стиле.

– А чтобы показать, что при новых порядках мы не забыли о старых, – продолжил Мартелл жизнерадостно, – мы назовем это место Альбион-Парком.

1804 год

В тот теплый июльский вечер все было готово в Баклерс-Харде.

Последние три дня прошли в особом волнении. Помочь со спуском дополнительно прибыло сто человек из портсмутских доков королевского военно-морского флота. Их называли такелажниками. Они разбили лагерь около верфи.

Завтрашнему спуску предстояло стать одним из самых грандиозных в ее истории. Прийти посмотреть собирались две, а то и три тысячи человек. Ожидались представители джентри и важная публика из Лондона, ведь на воду спускали «Свифтшур».

Это был третий семидесятичетырехпушечный корабль, построенный за все время существования верфи. Даже на «Агамемноне» было только шестьдесят четыре орудия. Над доком возвышался колосс весом тысяча семьсот двадцать четыре тонны. За его постройку Адамсам заплатили больше тридцати пяти тысяч фунтов.

Работа в Баклерс-Харде спорилась. Старому Генри Адамсу стукнул девяносто один год, и он все еще появлялся на верфи, но всем теперь заправляли двое его сыновей. За последние три года они построили три каботажных судна и один кеч[33]; три шестнадцатипушечных брига; два тридцатишестипушечных фрегата, второй из которых, «Эвриал», строился параллельно «Свифтшуру», а также сам могучий семидесятичетырехпушечный корабль. Уже началось строительство еще трех бригов по двенадцать орудий на каждом. Верфь была так загружена, что Адамсы часто отставали от графика и получали не все, что им причиталось. Но готовность «Свифтшура» все же была поводом для праздника.

Пакл твердо решил присутствовать. Он работал на «Свифтшуре» с момента закладки киля.

До торжества тянулись долгие годы изгнания. Он был достаточно занят. Айзек Сигалл украдкой бросил словечко старому мистеру Адамсу. Мистер Адамс переговорил с приятелем с дептфордских верфей на Темзе за Лондоном. И где-то через месяц после бегства морем контрабандист Пакл, как записной патриот, снова строил корабли для флота его величества.

Тот нуждался в кораблях как никогда раньше. С момента прибытия Пакла в Лондон Англия либо воевала, либо находилась на грани войны с Францией. Революция породила грозного полководца – Наполеона Бонапарта, второго Юлия Цезаря, который сделался повелителем Франции и, судя по всему, намеревался править и всем миром. Его революционные войска сметали все на своем пути. Единственным непоколебимым препятствием стала Англия с несгибаемым премьер-министром Уильямом Питтом во главе и огромными, построенными из дуба кораблями Британского военно-морского флота.

Это были тяжелые годы. Война, неурожаи, французские блокады – все это подорвало британскую экономику. Резко взлетели цены на хлеб. То и дело вспыхивали бунты. Пакл, трудившийся в поте лица в Дептфорде, был достаточно обеспечен. И хотя он мог податься вверх по реке в кипучий лондонский порт или на высокие холмы и в густые леса Кента, ему не хватало мягкой торфянистой почвы, песчаных дорог, дубов и вереска Нью-Фореста. Он мечтал о возвращении. Он прождал шесть лет.

Гроклтонам позволил уйти на покой не мифический кузен мистера Гроклтона, а тетушка жены, которая была родом из зажиточного бристольского семейства и оставила скромное наследство. Однако многочисленные друзья миссис Гроклтон, в число которых – в той или иной мере – входили Баррарды, были удивлены, узнав, что та в конечном счете не захотела оставаться в Лимингтоне. Ее школа процветала. На занятия по некоторым предметам ходило не менее четырех девушек из знатных семей. Ежегодные балы, которые она устраивала для девиц, превратились в очень приятное мероприятие, где наряду с людьми благородными появлялись лишь сливки купечества вроде Тоттонов и Сент-Барбов. Мистер Гроклтон, так и не перехвативший ни одного бочонка бренди, был даже замечен в том, что, хоть и кривясь, выпивал бутылки, которые время от времени оставляли у его двери по приказу Айзека Сигалла, проникшегося к нему немалой симпатией. С чего в таком случае уезжать?