этот процесс, конечно, усилился, и, так как военнопленные давно уже стали главным источником пополнения редеющих рядов Русской Армии, положение становилось безвыходным. Так, например, на полтораста солдат двух боевых рот, пулеметной команды, команды разведчиков, штаба батальона и т. п. в Голой Пристани находилось более двухсот босых и раздетых солдат запасного батальона.

В конце сентября общее положение стало угрожающим. Перемирие на польско-советском фронте позволило красному командованию перебросить на Южный фронт 1-ю Конную армию Буденного и несколько стрелковых дивизий. Эшелоны 1-й Конной уже разгружались в районе Знаменки и Кривого Рога.

Белое командование решилось на так называемую заднепровскую операцию. Исключительно смелая, по своему замыслу, в случае успеха она должна была открыть Русской Армии всю Новороссию между Днепром и Бессарабией. Перешедшая Днепр, юго-западнее Александровска, конная группа генералов Шифнер-Маркевича[605] и Бабиева (1-я и 2-я кавалерийские и Кубанская казачья дивизии), поддержанная и прикрытая Корниловской дивизией и 6-й пехотной (Сводно-гренадерский, Самурский и Алексеевский полки), должна была вклиниться в расположение красных, помешать сосредоточению конной армии Буденного, стараясь разбить ее по частям. И, повернувшись круто к юго-западу, срезать весь правый фланг красных, опиравшийся на Каховский тет-де-пон.

Операция завершилась кровавой неудачей. Конная группа Шифнер-Маркевича встретила в 80 верстах от Днепра не передовые части Буденного, но всю Конную армию, в двенадцать тысяч сабель, которым она могла противопоставить только четыре с половиной. Доблестный Бабиев был убит. Подтянутые к месту переправы шесть стрелковых бригад красных (18 полков) обрушились на корниловцев и пехоту Скалона (6 полков). Понеся огромные потери, конница и корниловцы перешли на левый берег Днепра, а шестая дивизия почти полностью легла, защищая переправы.

Наступал двенадцатый час русской трагедии. Выйдя из Каховского тет-де-пона, красные потеснили слабые части 2-й армии, и 3 октября вся линия Днепра была оставлена. Лейб-гренадеры отошли, без давления, к востоку по Перекопскому шоссе, исполняя общий план отхода. Но уже 5-го отступающие части были остановлены и 6-го сами перешли в наступление к Днепру. Троцкий и Фрунзе рано торжествовали. Удар от Каховки должен был быть смертельным для белых. Он таким и оказался, но только через три недели, за которые еще много крови пролилось на дымных полях Северной Таврии. На этот раз нашим частям удалось не только остановить красных, взяв около 6000 пленных, но на плечах отступающих ворваться в Каховку. Однако, несмотря на поддержку танков и конницы, удержать Каховку не удалось. Тем не менее линия Днепра занималась снова. Предстояло сбросить в реку и уничтожить перешедшие на левый берег части красных. Гвардейский отряд блестяще справился с этой задачей, а лейб-гренадерам выпал завидный жребий одержать последнюю победу истекающей кровью, маленькой, но героической армии.

Весь день 6 октября отряд полковника Вашадзе медленно продвигался к Днепру. Кроме лейб-гренадер, в подчинении неукротимого грузина был Партизанский отряд, человек в 50—60, отошедший с Кинбурнской косы, и одно легкое орудие Сводно-гвардейского артиллерийского дивизиона. Всего около 200 штыков с пятью тяжелыми пулеметами и одним «льюисом» капитана Катарского и гвардейской пушкой под командой молоденького подпоручика, недавно произведенного из кадет.

По плану лейб-гренадеры должны были только приковать красных к Колончакскому шоссе, предоставив главную работу трем ротам полковника Лукошкова, поддержанным Преображенской и Семеновской ротами 1-го батальона, спускавшимися левым берегом Днепра от Алешек и Кардаминки. План этот не считался с кавказским сердцем полковника Вашадзе и его друга капитана Татиева.

Подтянув ночью батальон версты за три до Голой Пристани, Вашадзе с рассветом пошел в стремительное, беглым шагом, наступление, совершенно не считаясь с возможной численностью противника. Красные реагировали немедленно беглым огнем из вырытых перпендикулярно шоссе индивидуальных окопов. Вооруженные пароходы открыли орудийный огонь по наступающим цепям и единственной пушке, стрелявшей с открытой позиции. Крестьянские мальчики с Волги, которых в три месяца упорной работой, почти материнской заботливостью и своим горячим неукротимым сердцем Вашадзе превратил не только в прекрасных солдат, но в настоящих лейб-гренадер, гордых своим именем, шли в атаку как на параде, с глазами, прикованными к своим офицерам. Три месяца назад это были неуклюжие красноармейцы, поднимавшие руки при первом удобном случае. В них не было отравы семнадцатого года, и, конечно, они ничего не понимали в той трагической игре, в которой их ставили пешками оба лагеря. Но у красных ими командовал деклассированный рабочий, вырвавшийся из революционной волны городской «блатной» или, в лучшем случае, принужденный угрозами и системой заложничества бывший офицер. Здесь же они нашли своего естественного, привычного, векового начальника, с которым они брали стены Казани при Грозном, ходили на ханский Крым, дрались под Полтавой и Куннерсдорфом, переходили Чертов мост, умирали под Бородином и на Шипке, которому верили и которого уважали.

Красные цепи почти сразу дрогнули перед жидкими цепями лейб-гренадер, хотя пушка была временно выведена из строя удачным попаданием с монитора, переранившим прислугу, в самом начале боя и не могла поддержать атаку. Оставленные в резерве, под начальством полковника Томашевича, партизаны, оказавшиеся под артиллерийским обстрелом, не могли остановиться, следуя беглым шагом за наступающими цепями. Через полчаса после начала боя лейб-гренадеры входили в местечко на плечах отступавших красных. По сторонам широкой улицы уже стояли с поднятыми руками группы сдавшихся. Их наспех вводили в ближайшие дворы. Убитые и раненые лежали в пыли немощеной улицы.

Однако бой продолжался. Отдельные группы красных пытались защищаться в домах, а отступающие цепи залегали, пока пулеметы Катарского не заставляли их снова подниматься, но на этот раз с протянутыми кверху руками. В это время у пристани Днепровского пароходства, на площади перед церковью, разгружалась только что подошедшая на баржах красная кавалерия. Уже несколько десятков лошадей было выведено на пристань, спешно выносились седла и амуниция. Объятый паникой, но не понимающий еще размера катастрофы красный штаб рассчитывал конной атакой остановить наступление противника. Но было слишком поздно: пулеметы Катарского, несколько десятков лейб-гренадер, в коричневых халатах, кричащих охрипшими голосами «Ура!», и сам Вашадзе на лошади, с трудом прорываясь сквозь толпы сдающихся, показались на площади.

«Ура!» гремело и со стороны Кардаминки, откуда наступали роты полковника Лукошкова. Осыпаемые градом пуль, крича, давя друг друга, уже не думая о сопротивлении, красные бросились к баржам и пароходу. Другие просто бросались в Днепр, пытаясь добраться вплавь до острова, отстоявшего в доброй полуверсте от берега. Вооруженному пароходу, расстреливаемому почти в упор лейб-гренадерскими пулеметами, удалось оторвать баржи от берега и, подставив минуты на две-три их борт под огонь, повернуть перпендикулярно берегу, в излучине реки. Стучали пулеметы Катарского, Днепр был весь усеян черными головами плывущих, среди которых вздымались гейзеры пулеметных пуль, звериный крик несся с