А потом несколько молодых ребят из числа моих онлайновых приятелей заболели и исчезли из Сети. Впали в ту самую кому, которую теперь наконец-то признали, но тогда я знал лишь, что несколько приятных молодых людей стали фактически покойниками, но никто не понимал, из-за чего. И еще меня потрясло, что некоторые из них были очень молоды. Подобно мне, они тоже выдавали себя за тех, кем не были — одному было всего двенадцать лет!

Вот я и начал все это расследовать… ту странную болезнь. — Он слегка улыбнулся. — Пожалуй, это немного напоминало привычную мне работу, и должен признать, что я даже увлекся. Чем упорнее я искал, тем больше вопросов у меня возникало, пока я не наткнулся на один из подброшенных Селларсом намеков. И кончилось все тем, что я воспользовался подсказкой своего приятеля, важной шишки из комитета ООН, и хакнул Сеть Иноземья в поисках города Атаско. Остальное вы знаете.

Он кивнул, завершив рассказ. А я ощутила какую-то неудовлетворенность, но не его историей, а тем, что он неожиданно ее рассказал после того, как так долго хранил в секрете. Может, причина такой откровенности — страх перед тем, что нас ждет? Тогда это странно — ведь нам почти непрерывно что-то угрожало с того момента, как мы проникли в эту Сеть. Возможно, он потянулся ко мне в поисках человеческого контакта. Если да, то я не дала ему того, в чем он нуждался. Наверное, я была к нему несправедлива. Многие говорили, что я холодная и бесстрастная.

Но, какими бы ни были его причины и моя реакция, Уильям, похоже, хотел чего-то большего, чем просто исповедоваться. Он спросил о моем прошлом. Я рассказала о том, где выросла, и что потеряла зрение в детстве после несчастного случая, немного исказив истину, но тогда я не знала, почему он про это спрашивает. Он был все еще странно возбужден, и меня тревожил избыток его энергии. Уильям также захотел узнать, что я думаю о преступлении, в котором нас обвиняют, и нет ли у меня каких-либо соображений о том, что могло произойти в реальности. Весь этот разговор имел необычную окраску, словно в нем содержался некий подтекст, который я не смогла распознать. Еще минут пятнадцать он задавал мне вроде бы ничем не связанные вопросы и вел нечто вроде светской беседы, после чего попрощался и уселся в углу пещеры, где рядом никого не было.

Пока я над этим размышляла, подошла Флоримель и спросила, что сказал мне Разводит Огонь В Воздухе о пропавшей девушке. Поскольку я видела, как она незадолго до этого оживленно разговаривала с Уильямом, то сказала:

— А Уильям сегодня удивительно разговорчив.

Флоримель взглянула на меня с еще большей, чем обычно, невозмутимостью, буркнула: «Что ж, я а — нет», и вернулась на свое место поблизости от костра. Возможно, она решила, что я пытаюсь вызвать ее на откровенный разговор. Возможно, так оно и было. А пока мне осталось лишь в очередной раз гадать, с группой какого рода неудачников я невольно связалась.

Когда подобный вопрос задаст слепая женщина, которая несколько предыдущих дней провела на грани безумия, любой способен догадаться, что такая группа в беде.

Разводит Огонь В Воздухе и другие члены племени Красной Скалы, которых я не знала — похоже, к ним присоединилось большинство местных семей — пришли незадолго до заката. Нас отвели к подножию огромного горизонтального дерева, на котором сидели трое старейшин племени. Отец пропавшей девушки страстно рассказал о ее похищении. Ожерелье, которое она всегда носила, было найдено возле входа в пещеру ее семьи, это указывало на то, что Сияет Как Снег покинула ее не по своей воле. Другие семьи заявили, что ничего не видели и не слышали, и напомнили о том, как много времени прошло с тех пор, как любое другое племя из долины совершало набеги ради похищений. Когда Флоримель потребовала, чтобы нам предоставили возможность задавать вопросы и говорить в свою защиту, ей было отказано. Самый дряхлый из старейшин, настолько высохший, что, казалось, у него уже не только кости пустые, но и все внутренности тоже, вежливо, но твердо пояснил, что, поскольку мы чужаки, то и любым нашим словам верить нельзя. От также отметил, что если нам позволят допрашивать свидетелей, то мы можем воспользоваться такой возможностью, чтобы наслать на них какие-нибудь чары.

После этого судьи пришли к заранее известному решению — нас следует подвергнуть испытанию для проверки правдивости. И они весьма серьезно объявили, что отведут нас в какое-то Место Потерявшихся.

Никому из нашей группы это не понравилось. Я видела, что при иных обстоятельствах Флоримель или Т-четыре-Б попытались бы пробиться на свободу силой, но сейчас на каждого из нас приходилось по сотне туземцев, а долгий день заключения поколебал нашу решительность. И мы позволили себя схватить, причем гораздо менее грубо, чем можно было ожидать — полагаю, эти люди не были в душе кровожадными, — и вывести на свет умирающего дня.

Хотя пленникам и охранникам пришлось идти, а не лететь, к месту испытания нас сопровождал впечатляющий воздушный парад, поскольку чуть позади летела и парила целая армия зевак, напоминая стаю чаек, кружащих над мусоровозкой. Нас заставили шагать почти час, а потом спуститься в скальное углубление диаметром в несколько сотен метров — естественный амфитеатр, в котором аэродромцы поколений эдак через тысячу смогут устраивать симфонические концерты. Это сглаженное углубление — явно работа какого-то ледника — оказалось пустым, если не считать усыпанного щебенкой дна и большого круглого камня в центре, который мне показался жертвенным алтарем.

Я предположила, что наши виртуальные тела подвергнут «испытанию тысячи надрезов» или чему-то в этом роде, и меня впервые потрясла вероятность пытки и смерти. Я начала потеть, хотя вечерний ветерок был прохладен и приятен. В голову пришла неожиданная и странно жуткая мысль — а вдруг они что-то сделают с моими глазами? Сама мысль о причинении вреда этим самым бесполезным органам моего тела, к тому же виртуальным, тем не менее наполнила меня таким ужасом, что я забилась и наверняка упала бы, если бы меня не поддержали стражники.

Десятка два молодых и крепких мужчин опустились возле камня. Они навалились на него, кряхтя и даже вскрикивая от напряжения, пока тот наконец не дрогнул и не сдвинулся на метр-другой в сторону. Под камнем оказалось отверстие, куда нас, одного за другим, подтащив, и сбросили. Уильям полетел туда первым, и с удивительным достоинством. Когда настала моя очередь, я постаралась сделаться как можно более маленькой, а когда меня толкнули в пропасть, развела руки, чтобы задержать падение. Я не знала наверняка, сможем ли мы летать в пещере, но там было много странных восходящих потоков — непредсказуемых, но достаточно сильных, чтобы зависнуть в воздухе, если постараться.

Кван Ли еще не успела освоить искусство парения, и я ощущала ее неподалеку — бабушка Кван пыталась удержаться в воздухе. Однако не успела я сказать ей что-нибудь ободряющее, как валун водрузили на место, и мы очутились в полной темноте.

Если ты, Неизвестный Слушатель, слышал предыдущие записи этого дневника, то, конечно же, уже догадался, что для меня ситуация была не столь скверной, как для моих товарищей — поначалу. Темнота — моя стихия, и исчезновение света стало для слепой лишь изменением той картины, которую сама симуляция показывала в видимом свете, а не той, какой я ее видела своими новыми органами чувств. Я «ощущала» куполообразное пространство пещеры вокруг нас, и даже «видела» ее рифленые стены и иглы сталактитов как завихрения в потоке информации — подобно тому, как наблюдение за рекой может выявить расположение подводных камней по завихрениям, которые они образуют на поверхности.