Генри вспомнился прошлый год. День был ненастный, дул ветер и то и дело припускал дождь, но веселье он не притушил. В прошлом году он подарил Ви картину, которую сам нарисовал фломастерами. Мама сделала к ней рамку и повесила на стену, как настоящую картину, а потом Ви повесила ее у себя в спальне. В этом году он подарит ей бутылку ревеневого вина, которую выиграл в лотерею на церковной ярмарке.

В этом году…

— В этом году я не приду к тебе на день рождения, — сказал Генри.

— Да, я знаю. Ты уедешь в школу.

— А ты не можешь устроить свой день рождения пораньше, чтобы я смог прийти?

— Ах, Генри, дни рождения не переносятся. Но без тебя, конечно, так весело не будет.

— Ты напишешь мне письмо? Расскажешь, как все прошло?

— Непременно напишу. А ты почаще пиши мне, мне интересно будет узнать, как ты там живешь.

— Я не хочу туда ехать, — сказал Генри.

— Ясно, не хочешь. Но твой отец считает, что ты должен ехать, а он всегда лучше знает, что нужно.

— Мамочка тоже не хочет, чтобы я ехал.

— Это потому, что она тебя очень любит. И очень будет по тебе скучать.

Ведь он в первый раз говорит с Ви о своем отъезде, подумал Генри. Он не хотел даже думать об этом, не то что обсуждать, и Ви тоже никогда о школе не поминала, но теперь, раз уж они заговорили об этом, Генри почувствовал облегчение. Он твердо знал: Ви он может рассказать о чем угодно, она никому ничего не передаст.

— Они ссорятся, — сказал он. — Не разговаривают друг с другом.

— Да, — сказала Ви. — Я знаю.

— Как ты узнала?

— Может, я и старая, но не глупая. А твой папа — мой сын. Матери много чего знают о своих сыновьях. И хорошего, и не очень. От этого они не перестают их любить, просто начинают лучше понимать жизнь.

— Но это ужасно, когда они злятся друг на друга!

— Да уж, ничего хорошего.

— Не хочу я ехать в эту школу, но еще хуже видеть, как они злятся. Я просто не могу этого выносить. У меня голова начинает болеть.

Ви вздохнула.

— Если ты хочешь знать, что я об этом думаю, Генри, я тебе скажу: я думаю, что оба они очень недальновидны и самолюбивы. Но я ничего не могу им сказать — это их дело. Матери не должны вмешиваться в дела молодых.

— В общем-то, я хочу завтра поехать домой, но… — глядя на Ви, Генри умолк, потому что не знал, что еще сказать.

Ви улыбнулась и взяла его руку. Когда она улыбалась, лицо ее бороздило множество морщинок. Рука у Ви была теплая, сухая и шероховатая, потому что она много работала в саду.

Она сказала:

— Знаешь, в одной старой пословице говорится: от разлуки любовь становится еще сильнее. Твои мама и папа разлучились на несколько дней, каждый остался наедине с собой, у каждого было время подумать. Уверена, они поняли, что оба неправы. Они ведь очень любят друг друга, а когда любишь кого-то, хочется быть с ним рядом, поверять все свои раздумья, радоваться вместе. Это так же важно, как дышать. Я уверена, твои мама и папа уже поняли это, и все будет так же хорошо, как прежде.

— Ты уверена, Ви?

— Да.

Бабушка говорила так спокойно и убежденно, что и Генри успокоился. И почувствовал невероятное облегчение. Словно огромная тяжесть спала с его плеч. И все уже казалось не таким страшным, даже неотвратимый отъезд из дома, разлука с родителями и Темплхолл… Самым страшным было бы знать, что его дом уже никогда не будет прежним. Успокоенный, полный благодарной любви к своей бабушке, он протянул к ней руки, и она наклонилась, а он обнял ее, крепко обхватил за шею и расцеловал в обе щеки. Откинувшись снова на подушку, он заметил, как у нее заблестели глаза.

— А теперь спать, — сказала Ви.

Его уже и так клонило ко сну. Он улегся поудобнее и сунул руку под подушку — за Му.

Ви засмеялась.

— Ты большой мальчик, тебе уже не нужен этот старый лоскут, — ласково поддразнила его она. — Ты умеешь печь «волшебные пирожки», складывать такие трудные картинки-загадки и помнишь так много названий полевых цветов. Мне кажется, ты сможешь теперь обходиться без Му.

Генри поморщился.

— Но только не сегодня, Ви.

— Ладно, не сегодня. Но, может, завтра?

— Может, завтра, — Генри зевнул.

Ви наклонилась и поцеловала его, потом поднялась с кровати. Еще раз скрипнули пружины.

— Спокойной ночи, мой ягненочек.

— Спокойной ночи, Ви.

Она выключила бра и вышла из комнатки, но дверь оставила открытой. Темнота была мягкая, свежая и пахла дальними холмами. Генри повернулся на бок, свернулся клубочком и закрыл глаза.