- Жив. Пьяный, правда, но уже в сознании. Я постарался. – Ромка погладил жену по голове. – В комнату газ только начал просачиваться. Хотя через пару часов гарантированно угорел бы. Высшая справедливость – она жестокая. Но наша с тобой реанимационная бригада приехала вовремя. Идем, пообщаемся с пациентом.

Женька вздохнула и пошла вслед за мужем, цокая каблучками по наливному полу подъезда.

В прихожей еще пахло газом, но не так сильно, как раньше. Из распахнутой балконной двери в кухню задувало слегка слежавшийся снежок, сметая его с перил и козырька. Он ложился на стол, плиту, рассыпался сероватой крупой по полу.

В комнате Ромка открыл только окно, но все равно было холодно. Антон сидел на диване в кальсонах и изрядно заляпанной светло-серой водолазке. Лицо выглядело помятым, на подбородке пробивалась щетина – да еще странно так: слева темная, а справа какая-то белесая.

Глаза его были красными, веки припухшими, а взгляд – колючим и злым. Но трезвым. Совершенно.

Заметив Женьку, Антон криво усмехнулся:

- О! Сусанина. Жива, значит. Чего приперлась?

- Сумочку в прошлый раз тут забыла, - нейтрально отозвалась Женька и оглянулась в поисках своей вещи. Но той нигде не было видно.

- На диване хлам всякий валялся, - фыркнул Антон и показал на угол между диваном и столом: - Сгреб туда.

Женька подошла ближе и присела на корточки. В углу обнаружилась гора картонных скоросшивателей, мятые листы бумаги, какие-то газеты и рекламные листовки, сломанный дырокол и пустая упаковка от чипсов.

В самом низу под завалом нашлась и сумочка.

Женька осторожно расстегнула вечно заедающую молнию и проверила содержимое.

Ромка стоял возле дивана и смотрел на жену.

- Порядок! – улыбнулась она ему. – Ключи и карты на месте.

Тот кивнул, ухватил Антона за шкирку и слегка встряхнул:

- Больше ничего Жене сказать не желаешь?

- Сусанина, уйми своего отморозка!! – взвизгнул тот и злобно посмотрел на Женьку: - Сказать… желаю… бесишь ты меня, слышишь?! И всегда бесила.

- Почему?!

- Потому что ты мажорка! – Антон цыкнул слюной сквозь зубы. – Избалованная профессорская дочка, которой родители всегда в попу дули. Ах-ах, «серебряный век» она любит! Сказки Пушкина. А моя мать всю жизнь на вокзале посудомойщицей проработала! И никаких сказок.

- Антон… - Женька от изумления широко раскрыла глаза. – Я ведь тоже подрабатывала мытьем посуды. Когда в колледже училась, помнишь?

- Помню! Думал тогда, что хоть нюхнешь, чем жизнь пахнет. Но тебя и это не пробрало. Ты и посуду моешь с таким лицом, будто королева здесь, а не обслуга! И на окружающих смотришь сверху вниз, как на пустое место. Бесит это, понятно?!

Женька не ответила. Зато Ромка как-то хитро ткнул «пациенту» пальцами в бок:

- Понятно. Раз бесит, значит, будем выгонять бесов.

- Отвали от меня!!! – взвыл тот дурным голосом. – Ненормальный! Сусанина сама на всю голову больная и нашла такого же! Чего вам надо от меня, психи?! Денег?

- Ром, правда, не трогай его… - поморщилась Женька. – Сильно противно орет. А у меня музыкальный слух.

И посмотрела на Антона:

- Да, денег. Алименты своим детям перечисли. И будем считать, что мы с тобой в расчете.

- Хорошо! – буркнул тот, и Ромка отпустил ворот водолазки.

Женька забросила спасенную сумочку через плечо и направилась к выходу.

- Слышь, Сусанина… - окликнул Антон, и она обернулась. – Я рад, что ты жива. Смерти тебе точно не желал. И это… спасибо, что зашли! Собственные похороны тоже пока не планировал.

Женька кивнула, и они с Ромкой вышли из квартиры.

В лифте ехали молча, рассеянно глядя на подсветку кнопок этажей.

- Странно все… - наконец, выговорила Женька. – Если бы сделали доброе дело - простили Антона и не отправились к нему с разборками, могло произойти самое страшное. А решили поступить по-плохому и отомстить, вышло, что спасли ему жизнь. Как так?

- Потому что морду человеку надо бить вовремя! – довольным голосом прокомментировал Ромка. – Для его же блага. Все согласно моей теории.

Женька рассмеялась и выскочила из раскрывшего двери лифта:

- Странные вы все-таки люди – мужчины! Не умеете просто наслаждаться жизнью, обязательно все понять и объяснить хотите! Теории разные выдумываете: у тебя своя, у Линкиного Васьки своя. Мы таким не заморачиваемся!

- Не скажи, - загадочно улыбнулся Ромка, придерживая дверь подъезда. – Слышал одну гениальную теорию про взаимоотношения полов и степени защиты, ее как раз девушка придумала.

- Не может быть! – удивилась Женька, впрыгивая двумя ногами в снег у подъезда. – И кто она? Расскажешь теорию?

- Обязательно! Все расскажу – кто, что и почему… - с самым честным видом пообещал Ромка. – Как-нибудь, за бокалом шампанского.

И бросил в жену снежок.

- Ах, ты…!! – искренне возмутилась она и сгребла со скамейки здоровенный пласт слегка подмерзшего снега: смяла, скатала, да как зашвырнула!

Дальше вновь пошли снежные баталии: визг, хохот, перестрелки, бои без правил в сугробах – всю дорогу до машины.

Женька, конечно же, победила! Довольная и раскрасневшаяся она запрыгнула на переднее сиденье, вытащила из возвращенной сумочки косметичку и начала старательно поправлять макияж. Совсем не обращая внимания на дорогу: а что там интересного – трасса и трасса, пусть Ромка смотрит, он за рулем!

Но чувствовала, что вначале ехали ровно, потом колеса начали скрипеть по снегу, а затем машина и вовсе остановилась.

- Приехали! – весело объявил Ромка.

Женька как раз собирала в хвост растрепавшиеся прядки. Опустила зеркальце и недоуменно уставилась в окно.

Вокруг был лес. Величественные сосны устремляли ввысь колючие верхушки, заснеженные березки замерли прозрачной стайкой, растворяясь в окружающем пейзаже – белое на белом.

Дорога впереди напоминала путь в неизведанное – ни единого следа: ни ног, ни лап, ни колес. Впрочем, такая же картина наблюдалась и слева, и справа. Лишь заледенелый указатель с картой дорожек, кафе и туалетов намекал, что цивилизация в принципе где-то есть. Или была… Ах, какая разница!

«Это лесопарк, про который рассказывала Мила! – поняла Женька. – Где они любят гулять с дочкой».

Ромка заглушил двигатель и провел ладонями по шубе жены, ища застежку:

- Иди сюда, Женечек… а то моя сладкоежка с утра на голодной диете, без вкусняшек.

Тело накрыло жаркой, тягучей волной предвкушения. Но Женька изобразила недоуменный вид:

- Как это на диете?