Ульяна выслушала Тимофея, отложив шитье, с нескрываемым интересом, но и без бурной радости на лице. В ее синих очах притаилась не то печаль, не то какая-то скрытая тревога.

– Что случилось, лада моя? – Тимофей подсел к невесте, обняв ее за плечи. – Что-то ты невесела сегодня, неужто поругалась с кем-то?

– Недавно к нам приходил Якушка Шачебальцев, – тихо промолвила Ульяна. – Он дал мне важное тайное задание: подружиться с некой девицей Матреной, невестой княжеского летописца. Для этого мне придется наняться в дворцовые служанки, которые делают уборку в покоях государя. Якушка уже обо всем договорился с главным дворецким. Мне разрешено поделиться этим лишь с тобой, мой милый, и более ни с кем.

– Что ж, милая, дело есть дело, – вздохнул Тимофей. – Мы с тобой многим обязаны Якушке Шачебальцеву, ты уж постарайся, исполни все, что от тебя потребуется! Якушка не простой дьяк при государе, он – порученец по важнейшим тайным делам.

– Это я уже поняла, – прошептала Ульяна. – Удивительно, Якушка такой молодой, а занимает такую важную должность! Твой дядя встретил Якушку с таким почтением, хотя он сам явно не маленький человек при великом князе.

– Когда тебе надлежит явиться во дворец? – спросил Тимофей, ласково касаясь пальцами вьющихся локонов на виске своей любимой.

– Завтра поутру, – ответила Ульяна. – Вот подгоняю платье по своей фигуре, в нем мне придется трудиться в княжеских палатах. Там все служанки ходят в одинаковых платьях, которые им выдают во дворце. Якушка сам принес мне это платье.

Глава девятая

Полчища хана Ахмата

Татарские послы вернулись в Сарай в конце мая.

Идрис-бей излил хану Ахмату свое возмущение и негодование вызывающим поведением московского князя, который при всей московской знати публично растоптал ногами грамоту Ахмата и плюнул на священную ханскую пайцзу. Мало того, великий князь повелел казнить Кутепа, которого Ахмат сделал эмиром и назначил своим послом для помощи в переговорах с московитами.

Прочие послы, получив возможность высказаться, ругали на чем свет стоит князя Ивана и его бояр, посмевших издеваться над ними.

«Ни выполнять ханские условия, ни возобновлять выплату дани князь Иван не собирается! – твердили послы как один. – Московский князь совершенно обнаглел и зазнался, нацепив на себя вызолоченный наряд византийских василевсов! Князь Иван объявил, что отныне Русь не является данницей Орды!»

Хан Ахмат немедленно собрал ханский диван, то есть всех своих советников. Прежде всего он обратился к беклербеку Темир-Газе, желая узнать, сколько собрано войска для похода на Русь.

– Собрано сто тысяч всадников и двадцать тысяч пеших воинов, повелитель, – ответил Темир-Газа. – Отборные отряды стоят в степи близ Сарая, прочие войска и обозы раскинули становища на другом берегу Волги напротив донской излучины. Эмиры и беки ждут приказа к выступлению на север.

– Имеются ли известия от короля Казимира? – Хан Ахмат взглянул на эмира Тулунбека. – Готов ли Казимир ударить по Москве с запада, в то время как мои тумены двинутся на Москву с юга?

– О светлейший, от Казимира прибыл посол с известием, что в Литве идет сбор войск, – промолвил Тулунбек. – Литовцы намерены поддержать нас, но им на подготовку к войне нужно еще два месяца.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул хан Ахмат, – пусть Казимир собирает свои полки, главное, чтобы к августу литовское войско было готово к войне с Москвой. Мои тумены и курени тем временем неспешно двинутся от Волги к верховьям Дона, откуда рукой подать до окских городов. Пусть литовский посол передаст все это Казимиру. Двойной удар с юга и запада непременно поставит дерзкого князя Ивана в безвыходное положение.

Перед тем как отпустить литовского посла домой, хан Ахмат повелел показать ему бесчисленные табуны лошадей, пасущиеся на приволжских равнинах, огромные становища ордынцев, пестреющие разноцветными шатрами и крытыми кибитками. Большая Орда хоть и утратила многие свои владения, лишилась роскоши и богатств, однако пока еще обладала мощной военной силой, не считаться с которой не могли ближние ее соседи.

Самоуверенности хану Ахмату добавляло то, что татары из Ногайской Орды, охочие до любых грабежей, откликнулись на его призыв, приведя под его знамена тридцать тысяч всадников, стремительных, как ураган.

Свои богатства и свой гарем хан Ахмат решил взять с собой на войну, поскольку он опасался, что крымский хан может воспользоваться удобным моментом и бросить свою конницу на Сарай. Обветшавшие крепостные стены Сарая давно уже не представляют серьезного препятствия для врагов. Оставить большой гарнизон в Сарае хан Ахмат не мог, так как беки и эмиры рвались в поход на Москву в надежде на невиданную добычу, никто не хотел оставаться в пыльном Сарае, чтобы охранять город за грошовое жалованье. Столицу Большой Орды хан Ахмат оставил на попечение всего пятисот всадников-кипчаков и полутора тысяч пеших саксин и ясов. Это были воины-христиане, которые сами пожелали постеречь Сарай в отсутствие хана Ахмата и его отборных войск.

* * *

«Так вот ты какая, невеста княжеского летописца!» – подумала Ульяна, раскладывая на скамье мягкие льняные тряпки и шерстяную ветошь.

В помощницы Ульяне на сегодняшний вечер была определена девица Матрена, на днях поступившая в дворцовую челядь. Сама Ульяна трудилась в числе прочих дворцовых служанок уже второй месяц. Поступив на эту работу, Ульяна полагала, что уже завтра или послезавтра ей предстоит знакомство с Матреной, внешность которой тщательно описал Якушка Шачебальцев. Однако дни проходили за днями, а черноокая красавица Матрена все никак не появлялась во дворце.

Наконец то, к чему так долго готовилась Ульяна, свершилось.

Дворецким у великого князя был боярин Кука Проклович, скабрезник и любитель хмельного питья. Он-то и представил Ульяне ее новую помощницу.

– Давно ты здесь в услужении? – спросила Матрена, помогая Ульяне рвать большие тряпки на несколько частей. Этими тряпками челядинки протирали окна и двери в дворцовых покоях.

– С конца мая, – ответила Ульяна.

– Дворецкий со всеми челядинками так обращается? – вновь спросила Матрена.

Кука Проклович, уходя, игриво похлопал Матрену по ее округлому заду.

– Со всеми. – Ульяна изобразила недовольный вздох. – Такой уж он человек!

– Небось этот толстяк и под сарафаны челядинок заглядывать любит? – Матрена заглянула в глаза Ульяне.

– Не без этого, подруга, – тихо проговорила Ульяна, оглянувшись на дверь. – Еще этот толстячок имеет привычку подслушивать и подглядывать.

Матрена понимающе покивала головой с едкой полуусмешкой на своих красивых устах.

– Коль дворецкий начнет к тебе приставать, лучше уступи ему, – еще тише промолвила Ульяна, – иначе он прогонит тебя в шею, еще и в воровстве обвинит. Душа-то у него черная!

– А тебе самой приходилось отдаваться этому борову? – поинтересовалась Матрена.