Тангейзер повернулся к Гуллу Кейки и потянулся рукой к пистолету с колесцовым замком.

— Ты жди здесь, если хочешь посмотреть на своего будущего правнука.

Зрелище истребления турок сильно занимало Гуллу, и он, кажется, был только рад подчиниться. Тангейзер сунул пистолет за пояс и выхватил меч, Борс раздул запальный фитиль дамасского мушкета. Они спустились с кручи и рванулись во все расширяющийся разрыв в строю бойцов. Земля была сплошь усеяна павшими турками, и лошади отыскивали среди них дорогу с изяществом танцоров. Пока Тангейзер с Борсом обходили сзади копейщиков, зажатые с двух сторон мусульмане отступили к выходу из котловины. Непоколебимый Мустафа лично стоял в центре своего войска, а арьергард продвигался к берегу залива Святого Павла.

В отчаянной попытке соединиться с ним остатки отряда Сари Бейрака — почти вырезанного — снова оседлали коней, чтобы пробиться в закрывающуюся брешь между котловиной и заливом Салина. Пока копейщики неукоснительно сужали проход, через который могли спастись кавалеристы, mangas аркебузиров осыпали их пулями, а конные рыцари атаковали с праведной яростью. Почва сделалась вязкой от крови, в горле першило от стоящего в воздухе порохового дыма и пыли. От звука труб, боевых кличей, ружейных залпов и пронзительного ржания лошадей с перерезанными сухожилиями и вспоротыми животами Бурака пробивала дрожь, и Тангейзер, чтобы успокоить, шептал ему на ухо газель. Он внимательно всматривался в затянутое дымом поле боя и не видел ни одного знакомого лица. Тангейзер заставил Бурака подойти ближе, поднялся на стременах и двинулся вдоль строя. Где, во всей этой свалке, может быть Орланду?

* * *

Переживший буйное помешательство последних дней форта Сент-Эльмо, Орланду сумел сохранить самообладание во время отступления. Но все-таки битва за Сент-Эльмо была ограничена горой камней, а неожиданные повороты в ходе сражения на открытой местности требовали от Орланду всей его сообразительности. На его попечении находились три запасные лошади, и он с самого рассвета держал их за уздечки. От стоящего вокруг грохота и смятения даже специально обученные лошади постоянно пугались, и Орланду приходилось тратить почти все силы на то, чтобы успокоить их. Он снова и снова повторял на ухо лошадям шахаду, уверенный, что звуки знакомой арабской речи помогут им. По большей части это действительно помогало, но он был покрыт синяками с головы до пят и уже сбился со счету, сколько раз ему удавалось избежать удара в голову.

Другим конюшим повезло меньше. Орланду видел, как двое упали без сознания, а третий получил пулю в лицо. Из оставшихся после них лошадей Орланду пополнял свои запасы, потому что время от времени к нему, пошатываясь, подходил какой-нибудь лишившийся коня кавалерист и забирал свежую лошадь из тех, что у него имелись. Некоторые уезжали без седел, некоторые приносили седла с собой. Мучения лошадей, павших в битве, были чудовищны и вызывали у Орланду большее сострадание, чем крики людей. Лошади барахтались в озерах крови, покалеченные и ничего не понимающие, или носились по полю, ослепленные и обезумевшие, или ковыляли по долине, волоча за собой вывалившиеся клубки желтых внутренностей, которые разматывались у них между задними ногами.

Орланду уже не раз задумывался, не сбежать ли ему в Эль-Борго, но удобного момента так и не представилось, и он болтался из стороны в сторону, словно поплавок на багровой волне. Большую часть времени он не мог определить, где тут передние ряды, а где задние, и попытка бегства, скорее всего, закончилась бы смертью. Янычары Сари Бейрака дрались как сорвавшиеся с цепи демоны, но их потери были очень велики из-за мушкетного огня. Орланду старался не выпускать из виду штандарт Аббаса, но он исчезал, как казалось, на целые часы, каждый раз, когда свирепый турецкий генерал предпринимал атаку за атакой в самую середину строя христиан.

Казалось, теперь остатки желтых знамен попали в кольцо на берегу залива Салина. Широкая арка дыма и конные воины не давали Орланду увидеть, что именно происходит, но он старался не обращать внимания на смятение, держать в узде свои страхи и сохранять ясность ума. Как сделал бы Тангейзер. У Орланду осталась на попечении всего одна лошадь, он закрывал ей глаза брошенным флагом и нашептывал в ухо: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его». Рыцари, насколько он мог видеть, никому не давали пощады. Если они прорвутся, они прикончат его точно так же, как любого другого турка. Орланду поглядел на воду в сотне футов отсюда и составил план. Он остановился и стянул с себя сапоги. Трава под ногами была чистой и прохладной. Лошадь он не бросит, пока не бросит. Но если ее кто-нибудь заберет или же битва подойдет слишком близко, он побежит к морю и уплывет. Никто не станет преследовать его вплавь, а он, если возникнет такая необходимость, может держаться на воде часами.

Не успел он как следует обдумать свои движения, как группа разгоряченных рыцарей прорубила себе дорогу через ряды турок и понеслась прямо на него. Их возглавлял человек, одетый в удивительные черные доспехи, сверкающие на солнце, словно жидкий обсидиан. Несмотря на то что вокруг было полно иных мишеней, эти всадники неслись на Орланду, словно он был единственным турком, чьей крови они желали. Орланду сбросил с себя шлем, выпустил поводья лошади и помчался, спасая свою жизнь, к заливу. На бегу он сорвал с себя и выбросил рубашку. Он слышал грохот копыт и сопение животных. Он высоко поднимал колени, пока мчался по песку, перенеся свой вес вперед и размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Когда волны были уже совсем близко, он услышал сзади гулкий голос:

— Орланду!

Его имя отдалось эхом в мозгу, когда ноги уже коснулись воды. Орланду не стал останавливаться. Он замедлил бег, когда волна дошла до коленей, но продолжал двигаться вперед.

— Орланду!

Он рискнул оглянуться через плечо, так и не остановившись.

Черный рыцарь подъехал к самой воде. Он держал свой меч за лезвие, высоко подняв рукоять, будто распятие. Свободной рукой он звал его к себе. Лицо, которое виднелось под шлемом, было худощавым и смелым, глаза черные, как и его доспехи, и такие же блестящие. Орланду не знал этого человека, но это был рыцарь Религии. Орланду развернулся, по-прежнему продолжая пятиться в море. Три других рыцаря встали позади первого, расположившись защитным полукругом. Черный рыцарь снова позвал его и заставил коня войти в мелкую волну.

— Орланду! Я брат Людовико из Итальянского ланга! Мы приехали за тобой! За тобой, мой мальчик! Чтобы отвезти тебя к матери!

Орланду остановился; вода уже доходила ему до пояса и плескала на грудь. Черный рыцарь спешился. Он оказался огромным. Он двинулся к нему. Затем остановился. Орланду видел, что глаза рыцаря мокры от слез. Рыцарь поднял свой развернутый меч к небесам.

— Хвала Тебе, Господь мой, Иисус Христос — Людовико опустил меч и посмотрел на Орланду. И кажется, чувства снова переполнили его, и теперь слезы открыто покатились по щекам. Он протянул руку. — Подойди ко мне, мальчик мой, и дай мне тебя обнять.

Орланду был слишком смущен, чтобы не подчиниться ему. Он побрел обратно к берегу и остановился перед своим спасителем. Тот в самом деле был громадный. Такой же высокий и широкий, как Тангейзер. Закованная в сталь рука обхватила плечи Орланду и прижала к нагруднику. Доспехи были горячи и испачканы запекшейся кровью. Орланду посмотрел во влажные глаза рыцаря и снова увидел то, что однажды уже видел в глазах Тангейзера. Это была любовь.