chitay-knigi.com » Приключения » Религия - Тим Уиллокс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 186 187 188 189 190 191 192 193 194 ... 204
Перейти на страницу:

Как только занялся день, колокола Сан-Лоренцо принялись трезвонить, торжествуя победу.

Тангейзер прошел через комнату и вытащил трясущуюся старуху из ее угла.

Потом развернулся к Гуллу Кейки.

— Я отправляюсь искать мальчика, Орланду. Ты поедешь с нами?

* * *

Он шел вслед за Гуллу Кейки вниз, в темницу, и тащил пронзительно верещащую старуху за волосы. Борса Гуллу обнаружил заточенным в дыре в полу; оказавшись на свободе, Борс набросился на тюремщика с такой неистовой яростью, что Гуллу выскочил из камеры и запер за собой дверь. И теперь, пока они шли по коридору, они слышали рев Борса и булькающие крики его жертвы, захлебывающейся в собственной крови. Гуллу открыл дверь, и Борс развернулся к ним, выставив перед собой скрюченные пальцы. На полу у него за спиной распростерся тюремщик, его конечности были вывернуты под неестественными углами, а глазницы зияли пустотой. Люк oubliette в полу был открыт.

— Борс, — позвал Тангейзер, — ты в порядке?

Глаза Борса прояснились. Тангейзер успел видеть мгновенный проблеск чего-то нежного, чего-то юного, того, что предшествовало всем кровавым путям, какими прошел Борс. И сразу же Борс, даже не подозревая об этом, прогнал это юное и нежное «нечто».

— Крепок, как скала! — заявил он.

— Брось его в дыру и поехали.

Борс утер рот и поднял искореженного тюремщика, будто мешок. Он сунул его в дыру головой вниз и выпустил. Борс потянулся к крышке люка, чтобы закрыть ее.

— Эта ведьма была тюремщицей Ампаро, — сказал Тангейзер. — Ампаро мертва.

Борс заморгал, и его ярость утихла от горя, потому что он считал Ампаро своим другом и он тоже не сумел защитить ее. Тангейзер протащил старуху по полу темницы, и она что-то забормотала в ужасе, когда Борс схватил ее за шею. Тангейзер показал на oubliette в полу и на изломанное тело кричащего тюремщика, заполнившего собой дыру.

— Пусть старая карга составит ему компанию!

* * *

Суббота, 8 сентября 1565 года — Рождество Пресвятой Богородицы

Равнина Гранд-Терре — хребет Наш-Шар — залив Святого Павла

Избегнув мрачной участи, которая казалась предрешенной, жители города всей душой отдавались празднованию. Церкви были настолько переполнены, что «Te Deum»[115]распевали прямо на улицах, а капелланы служили мессу прямо на площади перед госпиталем и на рыночной площади. Были выставлены для всеобщего обозрения иконы Пресвятой Богородицы, колокола звенели о спасении. Люди обнимались посреди развалин и плакали. Рука Иоанна Крестителя была вынесена из монастырской ризницы и пронесена через благоговеющую толпу. Люди получили ответ на свои молитвы, их стоический героизм был вознагражден. Воля Господня осуществилась. Рыцари Священной Религии были оправданы перед вечностью и всем миром.

Однако через все это веселье ехали три всадника, чьи сердца были закрыты радости.

Их кони перешагивали через ядра, засевшие в булыжниках мостовой; всадники двигались через опустевшие баррикады, направляясь к Провансальским воротам. Тангейзер поглядел наверх. На бастионе у себя над головой он увидел, как спускают с виселицы последнего, самого невезучего, мусульманина, сто десятую жертву осады. Кусок стены рядом с проломом застонал и с шумом съехал в ров, подняв тучу пыли, — словно сами камни запротестовали против такой жестокости. Но если кто-то и услышал, никто не обратил внимания. Призывы муэдзинов больше не доносились эхом с окрестных холмов.

Ворота стояли открытые, они проехали под надвратной башней и выехали на равнину Гранд-Терре. Тысячи брошенных на произвол судьбы трупов лежали, раздуваясь и разлагаясь под солнцем, и если турки были побеждены, то победить сонмы мясных мух было невозможно, и они кружили над черной и зловонной пустыней жужжащими синими вихрями. Стервятники прыгали по падали, вороны, галки и морские чайки кричали и переругивались, описывая круги и по-своему, мрачно, празднуя победу.

Тангейзер, Борс и Гуллу Кейки ехали, растянувшись в ряд, через эту мерзкую местность, словно три всадника Апокалипсиса, в их отряде не хватало только Голода. Никто не произносил ни слова, потому что здесь нечего было сказать, и, даже если бы слова нашлись, в них не было бы проку. Во все стороны, куда доставал глаз, тянулась земля, опустошенная войной. Провалившиеся подземные галереи, кое-где до сих пор дымящиеся, прорезали поверхность плоской равнины, словно свидетельства какого-то масштабного природного бедствия. Вырубленные в камне траншеи, тянущиеся по склонам холмов, были пусты. Лощины, спускающиеся с вершин, были загажены обломками орудий, старыми банниками и кучами человеческих экскрементов. Справа от них разрушенный фасад форта Сент-Микаэль стоял в жирных подтеках запекшейся крови, сажи и свиного жира. Ров под крепостью был с горой завален обгорелыми человеческими останками, на которых пировали черви. Когда они проезжали через руины Бормулы, через которые столько раз проходили наступающие — и только для того, чтобы оказаться отброшенными назад, — им попадались кости и оружие, заржавленные обломки доспехов, лишенные плоти черепа людей и коней и пожелтелые куски гнилой плоти, собранные в многочисленные высокие кучи. Лошади пугались, когда возмущенные стервятники принимались хлопать крыльями и кружить над головой, особенно сильно дрожал охваченный страхом Бурак, словно благородная душа животного не могла смириться с таким чудовищным зрелищем.

Они поднялись по склону холма Коррадино и двинулись в Марсу.

Некогда плодородная равнина была испещрена сыпью от тысяч покинутых лагерных костров, усеяна пятнами отравленных колодцев и отхожих мест, гудящих от мух. Уже начинал неспешно задувать из Африки сирокко, и в дуновении пустыни бесчисленное множество дымов от запасов подожженного и брошенного турками провианта поднималось к небу. Едкие струйки дыма проносились через разодранные хлопающие палатки, опустевшие и жалкие, внося свою ноту, горькую и резкую, в сладковатое желтое зловоние разложения. На одном из дальних концов равнины стояли сотни сложенных из глиняных кирпичей очагов для выпечки хлеба, расположенных правильными квадратами, — будто деревни, выстроенные гномами, которые боятся солнечного света. И где когда-то стоял, расползшись по равнине словно зараза, убогий госпиталь, на пирамидах трупов восседали колонии сутулых птиц, а холстины и грязные навесы, сорванные со своих шестов и перекладин, болтались на ветру, будто лишившиеся остовов огородные пугала. И во всей этой лишенной растительности, позабытой богом пустыне не было ни одного живого человека, кроме них троих.

На севере, позади изрезанной шрамами горы Скиберрас, над раковиной форта Святого Эльма трепетало алое с белым крестом знамя рыцарей. На заливе Марсамшетт остатки турецкого флота отчаливали от берега и направлялись на север, в сторону залива Святого Павла. Они оставили по себе десятки подожженных галер, потому что на них не было больше ни матросов, чтобы управлять ими, ни пассажиров, чтобы отбыть на них прочь. Вся гавань была затянута черным дымом, будто бы море вскипело вдруг серой, и, когда весь этот призрачный флот догорел и ушел на дно, к небу взмыло гигантское облако белого пара, и обрывки парусов белыми перьями усеяли берег; хотя ни один живой человек не видел до сих пор ничего подобного, никто из троих не произнес ни слова, потому что никто из них не ощутил удивления, ибо в аду больше не осталось ничего, способного удивить таких, как они.

1 ... 186 187 188 189 190 191 192 193 194 ... 204
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности