лепешку разбиться готов, лишь бы услышать о своем произведении теплое слово. Потому и автор, еще до того, как засесть за «Куштиряк», купил знатный чужой напиток по названию «Наполеон».

Но гость лишь мельком глянул на стоявшее перед ним угощение и прямо перешел к разбору, принялся трепать несчастный роман вдоль и поперек.

Но это было вступлением, дальнейшее обсуждение пошло в виде диалога. Автор решил привести небольшой кусок из этой беседы.

Предупреждаем заранее: наш друг-критик любит говорить кратко, часто пользуется образными выражениями. От других же требует пространности и обстоятельности. Требование это переносит и на литературу.

— Мало написал. Лошадь есть, а сбруя не подогнана, — сказал он, взвесив на ладони рукопись.

— Так ведь… Много писать, слов не напасешься, — пробормотал автор, уткнув взгляд в край стола. — И так чуть не десять листов…

Критик. Ты почаще романы Нугушева читай. Вот пишет так пишет! Последний роман — тысяча страниц!

Автор. Не знаю, как написать, а вот прочитать такое — ай-хай!

Критик. Книги читать — не орехи щелкать. Труд это. Тяжелый труд. Терпение нужно. Ты мне, друг, вот что скажи: почему свадьбу Танхылыу с Кутлыбаевым не показал?

Автор, Да как сказать… Вроде и так ясно.

Критик. Тебе ясно. А читателю? Он любит, чтобы такое подробно, со вкусом было описано. Он хочет тулуп не только раскроенным, но и сшитым увидеть.

Автор. В следующем своем произведении…

Критик. Дающему и пять много, берущему и шесть мало. Читателя надо уважать.

Автор. Так я потому и…

Критик. Вас понял. Значит, писатель, которого мы только что помянули, нас, читателей, не уважает, а ты уважаешь? Странно, странно… А тополь? Посадили тополь? Тоже утаил. Кто победил? Шамилов? Фаткулла Кудрявый?

Автор. Так ведь… Разве это важно? Разве в тополе дело?

Критик. А не в тополе, так зачем плетень плести, огород городить?

Автор. Я думаю, посадят. Зима же сейчас. Дерево только по весне сажают или по осени.

Критик. Это хорошо. Пусть посадят. Без тополя — какой же это Куштиряк. Еще вопрос. Гата Матрос? Что собирается делать?

Автор. Он на Диляфруз женится.

Критик. Слишком просто. Пусть он от стыда и обиды обратно в Одессу уедет.

Автор. Нет уж, друг, не может он из Куштиряка уехать. Разве силу куштирякского притяжения ты не почувствовал?

Критик. Не в Одессу — так на БАМ. В любом классическом произведении герой куда-нибудь уезжает. Как правило. Впрочем, твой «Куштиряк» в число таковых не входит.

Автор. Ых-хым!.. Ты угощайся.

Критик.…Хорошая вещь, легко пьется, сразу Париж вспомнил. Вот город так город!

Автор. Когда ездил?

Критик. Давно собираюсь, но все не по пути… Кстати, тот автор, который роман в тысячу страниц написал, угощал этим… «Мартель» называется. Райский напиток. Нектар. Ладно, это к данной теме не относится, к слову пришлось. Как говорят французы, между прочим. Если смотреть в корень проблемы, «Куштиряк» — историческое произведение. Афарин! Однако…

Однако автор раздел речи своего друга-критика, который можно было бы назвать «Но и Однако», рискнул опустить. Но, памятуя некоторые его замечания, решил упомянутое письмо товарища Шамилова привести здесь полностью.

Вот оно (с разрешения автора письма):

«Здравствуй, дорогой товарищ автор и земляк!

В первых строках своего письма от имени своей семьи и от себя лично, а также от всего Куштиряка, от мала до велика, шлю тебе множество горячих приветов. От Гаты и Диляфруз, от Танхылыу и Кутлыбаева, от всех родственников и свойственников каждой из четырех сторон, от товарища Исмагилова, от Алтынгуошна, от Фатхутдина Фатхутдиновича, от Сыртлановых Нашадавит, от их сына с невесткой также отдельные приветы. Горячий привет и от Карама Журавля (сейчас он снова своим мотолетом занят).

Прежде чем перейти к общественным новостям, вот что скажу: очень ты не вовремя уехал. Мало что на одной — сразу бы на двух свадьбах гулял. Гата, как тебе известно, самый близкий мой ученик. Поначалу он очень переживал. Но есть я! Сели мы с ним как-то, поговорили по душам. Жизнь я понимаю, что к чему, разбираюсь, и взлеты знал, и падения, всего — и хорошего, и дурного повидал. Если не меня, то кого послушает Гата? Его свадьбу с Диляфруз я организовал сам. Все сделал как по телевизору. Вместо «Волги», правда, «Жигули» были, но зато сверх городского три лихие тройки пустили. Свадьба Самата с Галимой тоже неплохо прошла. Разве что Юламан Нашадавит на пьяную голову, когда молодых расписываться привез, своим «Москвичом» сельсоветское крыльцо боднул, а так другого ущерба или шума не было. Впрочем… не хотелось бы о невеселом писать, но ты свой человек, должен все знать. От свадебных хлопот, а того больше — от многолетних без сна и отдыха хозяйственных трудов и забот Бибисара надорвалась и слегла, сейчас в каратауской больнице. Еще и плачет: «Пропадет, прахом пойдет! Скотина, хозяйство, дом!» Бестолковая! Тут о голове надо думать, а она о скотине.

А Кутлыбаеву я крепко хвост прищемил. Пришел к нему утром в правление и шлепнул варежку на стол.

«Ну что, говорю, я со своей стороны все разведал. Сейчас пойду по аулу — подмигивать да поддразнивать». Он покраснел, заюлил, забормотал: «…Любовь, издревле так заведено, весной поженимся, обещал в тайне держать, не губи, агай, ты же характер Танхылыу знаешь…» — «Тогда, — говорю, — давай решать с Фаткуллой Кудрявым. Ты председатель, у тебя в руках власть, пусть даст место под тополь». — «Не могу я как председатель давить на него!» — «Как председатель не можешь, как зять можешь». — «Я еще не зять!» — «Будешь зять». — «Это, — говорит, — шантаж! Ты нашу любовь для своих целей использовать хочешь!» — «Не для своих, а для общественных». Наконец он сдался: «Ладно, — говорит, — после свадьбы надавлю на тестя». Слово дал как председатель и как зять. Отдал я ему тогда варежку, он ее сразу в стол запер.