В момент расцвета поместье Покантико было самостоятельным миром с семьдесятью пятью домами и семидесятью милями (ок. 113 км) дорог. Рокфеллер, всегда дорабатывающий свои владения, держал сотни мужчин, занятых передвижением деревьев и холмов, чтобы открывались новые виды. В поместье располагалась рабочая ферма значительных размеров, снабжавшая семью необходимыми продуктами. Рокфеллер так пристрастился к продуктам Покантико и минеральной воде, что их отправляли ему, куда бы он ни поехал.

Поместье Покантико-Хиллс было изумительным укрытием, но у царственных железных ворот группка газетчиков, требующих ответа, всегда напоминала его владельцу о враждебности народа. Хор обвинений со временем стал только громче. Ко второму сроку Тедди Рузвельта Рокфеллер и «Стандард Ойл» уже не могли безнаказанно отмахиваться от федерального правительства и правительства штатов, как раньше. Момент расплаты близился.

Близились президентские выборы 1904 года, руководители «Стандард Ойл» знали, что Тедди Рузвельт все еще расстроен их попыткой не пропустить новое Бюро корпораций и что нефтяной трест стоит первым в списке злых трестов, которые следует регулировать на федеральном уровне. Так как идея поддержать оппонента Рузвельта демократа Алтона Б. Паркера для Арчболда и его соратников была немыслима, они решили засыпать президента деньгами, в частности, вложение Генри Х. Роджерса составляло сто тысяч долларов. Другие коммерсанты, опасавшиеся кнута федерального регулирования – в том числе Эдвард Г. Гарриман, Генри Клэй Фрик и Джеймс Стиллман – также платили дань Рузвельту, провоцируя обвинения демократов, что президенту дают взятки те самые компании, которые он клялся контролировать. Однажды в октябре 1904 года генеральный прокурор Филандер Нокс зашел в кабинет Рузвельта и услышал, как президент диктует письмо с распоряжением вернуть деньги «Стандард Ойл». «Но господин президент, деньги потрачены, – возразил Нокс. – Они не смогут их вернуть – у них их нет». «Что ж, – ответил Рузвельт, – письмо все равно будет красиво смотреться в качестве официальной версии»1.

Когда в ноябре Рузвельт победил с впечатляющим отрывом, Рокфеллер отправил ему телеграмму: «Поздравляю вас от всей души с великим результатом вчерашних выборов»2. В зале заседаний «Стандард» вложение в кампанию Рузвельта вскоре признали их худшей инвестицией. Арчболд простонал: «С темнейшей Абиссинией никогда не обращались так, как администрация с нами после выборов господина Рузвельта в 1904 году»3. Или, как сформулировал это Генри К. Фрик более кратко: «Мы купили сукина сына, но он не собирался быть купленным»4. Тем не менее иерархи «Стандард Ойл» сохраняли полную уверенность, что в любом состязании за превосходство с федеральным правительством, они неизбежно восторжествуют.

Перед выборами Бюро корпораций во главе с Джеймсом Р. Гарфилдом начало собирать данные о «Стандард Ойл». Гарфилд, сын бывшего президента и активный представитель республиканцев в Огайо, дружил с некоторыми юристами «Стандард Ойл», и поначалу расследование проходило достаточно мирно. Затем, в феврале 1905 года Палата представителей единогласно одобрила антимонопольное расследование по «Стандард Ойл» как следствие нефтяного бума в Канзасе. Повторяя драму, когда-то сыгранную в западной Пенсильвании, независимые добытчики и переработчики нефти протестовали, что «Стандард Ойл» владеет трубами штата, а также обвинили компанию в заговоре с железными дорогами. Страсти подогрели и статьи Иды Тарбелл, и ее эффектная поездка по нефтяным месторождениям. Неожиданно уполномоченный Гарфилд вызвал Арчболда и Роджерса на допрос о действиях «Стандард» в штате. Когда он затронул тонкий предмет скидок – горячая тема, с которой началось столько битв в истории нефти, – их отношения резко ухудшились. Новое поколение независимых добытчиков нефти в Канзасе, Иллинойсе, Оклахоме, Техасе и Калифорнии станет движущей силой антимонопольного напора против «Стандард».

При Тедди Рузвельте угасающий закон Шермана вдруг ожил, а серия Тарбелл практически гарантировала, что, если правительство сделает пробный шаг в борьбе с трестами, «Стандард Ойл» станет центральной мишенью. Тарбелл считала ее оптимальным выбором, потому что это был «материнский трест и наиболее близкий к монополии»5. Трест производил известный предмет потребления, затрагивал почти каждого и имел обширную историю слушаний и исков для ознакомления. В начале 1900-х годов нефть получила множество новых вариантов применения, и сохранение господства в этой сфере одной организации более не казалось приемлемым.

Годами Рокфеллер и его коллеги игнорировали общественное мнение, отказываясь давать интервью и дерзко держась на слушаниях. Тарбелл справедливо заметила в своей серии статей в «Мак-Клюрз»: «Если бы господин Рокфеллер был столь же великим психологом, как и предпринимателем, он бы понял, что пробуждает в обществе невероятный ужас»6. В своей гордыни нефтяные монополисты высмеивали мелкие попытки политиков препятствовать им. «Скорее «Стандард Ойл» будет гореть в аду, прежде чем мы позволим кому-то диктовать нам, как вести наше дело», – поклялся несмирившийся Генри Роджерс7. Не желая идти на компромисс, руководители «Стандард» вели себя с правительственными чиновниками так же жестко, как и со своими конкурентами. В этот опасный момент тресту нужен был дипломат, а не горячий Арчболд.

В 1906 году Рузвельт подписал пакет законов против нарушений в промышленности. Пользуясь возмущениями, вызванными романом Эптона Синклера «Джунгли», он подписал закон о контроле за мясом и закон о качестве продуктов питания и лекарств. Дискриминацию на железных дорогах он сделал главной темой и поддержал билль Хепберна, который давал больше полномочий Комиссии по торговым отношениям между штатами на введение железнодорожных тарифов и в ее же ведение помещал междуштатные трубопроводы. Подчинив «Стандард Ойл», Рузвельт надеялся остановить два нарушения одним махом: железнодорожный сговор и монополии. Бюро корпораций направило ему отчет по нефтяному тресту, где уделялось внимание тайным соглашениям «Стандард» с железными дорогами и по тарифам, и по дискриминации. Ухватившись за этот отчет на пятистах страницах, как за мощный инструмент, который поможет протолкнуть билль Хепберна, Рузвельт опубликовал его 2 мая 1906 года. «Отчет показывает, что «Стандард Ойл компани» получала невероятную прибыль, почти до сегодняшнего момента, от секретных тарифов», – объявил президент8.

Серьезно недооценив карательные общественные настроения, Рокфеллер продолжал молчать. Когда Чарльз М. Пратт набросал ответ, Рокфеллер возразил совершенно недвусмысленно: «Освещать эту информацию на данный момент неразумно, это привлечет более резкое отношение Федерального› Правительства»9. Не приняв возражения Рокфеллера, «Стандард Ойл» выпустила заявление, отрицающее, что сознательно совершала какие-либо незаконные действия.

В «Стандард Ойл» Тедди Рузвельт нашел трест, как будто специально созданный для его целей: большой, богатый, безжалостный, непопулярный и совершенно не раскаивающийся. Рузвельт обожал играть на публику и любил вызывать негодование масс со своей трибуны. Как бывший боксер, умело пользуясь выпадами и блефом, он держал концерн в полном неведении о своих настоящих намерениях. Временами Рузвельт делал громкие публичные заявления: «Эти люди выступали против введения любых мер по установлению честных правил, принятых за последние шесть лет»10. Будучи еще менее сдержанным с глазу на глаз, он сказал генеральному прокурору, что директоры «Стандард Ойл» – «крупнейшие преступники в стране»11. Затем, в дружественных личных беседах в Белом доме он обезоруживал тех же самых директоров «Стандард Ойл», которых недавно поносил, и казался самой любезностью. В начале марта 1906 года Арчболда и Роджерса тепло приняли в Белом доме. Младший конфиденциально рассказывал отцу: