Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пропихнул ступни в штанины, взял сапог, жилет, цепи, переворотом перебрался к столбу и слез. Ворона не было.
Тишину он заметил в тот миг, когда ее оборвали голоса за стенами. Не понял, просто так совпало несколько секунд или завершилось долгое беззвучие, начавшееся еще до его пробуждения. Одолело беспокойство; он вышел в коридор.
И узнал ее синий свитер, когда она свернула на веранду. Он подошел к двери – она уже спускалась во двор. Он пошел следом.
На полпути к вечеру небо над замусоренной и утоптанной землей лишилось черт.
Ангел, Накалка и Шиллинг под надзором Саламандра разводили костер.
Ворон, Паук, Б-г и Джек-Потрошитель, а с ними единственный белый – Тарзан – сидели на ящиках или стояли в глубине, передавая друг другу две галлонные бутыли, обе полупустые, и спорили.
Она подняла голову, увидела его на верхней ступеньке и (почудилось ему) вздрогнула.
– Привет, – сказала она очень озадаченно и смахнула с лица волосяное оперение.
– Эй. – Он спустился.
Она посмотрела на его ногу.
Ему давно не попадалось людей, хотя бы замечавших его полуобутое чудачество. Он подумал о предстоящем празднике, сообразил, что вновь мысленно перетряхивает Зайкину повесть, и смехом отпихнул смущение от себя подальше.
Она смутилась сильнее.
– Хотела зайти, поздороваться кое с кем, – объяснила она. – Я теперь живу там, – обозначив направление поворотом головы, тут же повернувшейся обратно. – Знаешь коммуну, которую вы вечно трясли, в парке? В общем, оттуда к нам захаживают – у нас одни девушки живут, но в гости можно всем.
Шкет кивнул.
Она скрестила руки на полном поблекшем свитере.
– У вас тут, – она обвела взглядом бардак, – довольно мило.
– Ты к Денни?
Она уставилась на свой обвислый локоть.
– Тебе он зачем? Что ты, – она крепче сжала руки, – будешь с ним делать? Я хочу его обратно.
Джек-Потрошитель поглядел на них через кострище, поглядел в сторону. Шкет подумал: в этой обстановочке она научилась вести такие беседы в толпе.
– Я его хочу. Тебе он зачем?
Ему показалось, она сейчас заплачет, но она лишь кашлянула.
– Он же не очень умный. Вот эти твои стихи, да? Я прочла все. Мы в школе читали всякие стихи, и мне нравилось. Я была самая умная в классе – ну, одна из самых умных. Денни их не прочтет – он даже слов таких не умеет произносить. Когда-нибудь слышал, как он пытается читать газету? А я все прочла. Стих про то, как я тебе в ванную принесла виски, когда ты кровь смывал, и сказала «до свидания»? Я прочла – и я поняла. Но те, которые про него, он, если прочтет, наверно, и не поймет даже. Зачем он тебе, ну? Отдай его обратно? – Тут она заметалась взглядом по сторонам. – Извини.
– Я ему не мешаю с тобой видеться.
– Я понимаю, – сказала она. – Извини. Я пойду.
Она уронила руки и вкруг Шкета направилась к крыльцу.
В дверях стояла Ланья, в джинсах и блузке. Девушки переглянулись. Та, что в синем свитере, вздохнула. Ланья посмотрела ей вслед, затем на Шкета.
Тот поморщился.
Джек-Потрошитель, теперь сидя у огня, поглядел на него, смешав в улыбке сочувствие и соучастие, и покачал головой.
Шкет подошел к крыльцу:
– Только встала?
– Через пару секунд после тебя, я так понимаю. Услышала, как вы разговариваете; решила выйти и послушать. Она вроде славная девочка.
Он пожал плечами.
– Денни спит?
– Не-а.
Шкет сел на ступеньку ниже. Оба сдвинули ноги, когда во двор спускался Разор – подбрести к костру, постоять, сунув руки в задние карманы.
– Проснулся вместе со мной, – пояснила Ланья. – Мы хотели на тебя напрыгнуть, пока ты тут бродил весь такой задумчивый. Я сказала, что, если у тебя под рукой бумага и карандаш, тогда ни в коем случае нельзя. Потом мы вышли на веранду – а ты тут с ней.
– Где Денни?
– Увидел ее, прикрыл рот обеими руками – я думала, он что-то выпалит, черт его знает что, – спрятался за меня и сбежал. Уж не знаю, то ли в туалете заперся, то ли из дома слинял. А, нет, в туалете же не запрешься. Она его не заметила – хотя он топал будь здоров! – Ланья подбородком оперлась на кулак. – Бедненькая. Жалко ее.
– Вот он злобная сволочь, а?
– Думаешь?
– С ней – да. И с тобой. И со мной. Но я-то переживу, – пожал плечами Шкет. – А ты что будешь делать, если в один прекрасный день придешь, а он решит, что не хочет тебя видеть?
– Переживу, наверно, – вздохнула она. – Зря он с ней не поговорил. Сколько ему лет?
– Пятнадцать. А ей семнадцать.
– Скажи ему – пускай с ней поговорит. Раз они правда были такие близкие друзья.
– Ёпта, – ответил Шкет. – Я никогда не спорю с теми, кого трахаю. Она, я так понял, считает, что говорить не о чем. Она об этом жалеет, и тут я ее не упрекну.
– Ну, может быть, – с сомнением сказала Ланья. – По тому, что я услышала, мне она как бы понравилась. Она в девичьем доме живет? Вот где странное сборище. Я несколько раз бывала.
– Дайки?
– Не больше, чем здесь. Как думаешь, она захочет мне помочь в школе?
– Потому что тебе мало геморроя?
Ланья рассмеялась:
– Как приятно, что в вопросе-другом я просвещеннее тебя! Я-то считаю, что порой в сокрушительных затянутых… дискуссиях с теми, кого трахаешь, ничего плохого нет. Я никогда не ссорюсь с теми, кого трахают те, кого трахаю я. Или трахали. Я изо всех сил стараюсь общаться с ними как можно душевнее. А даже если иметь к этому талант, трудов порой не оберешься. Но скольких избежишь проблем, – она опустила уголки губ и трижды отстучала по коленке, – ты – не – поверишь! – И потянула его за волосы. – Пошли поищем его.
Но Денни слинял из дома.
Во дворе наконец раскочегарили костер. Ланья вызвалась сходить в винный со Жрецом, Шиллингом и Ангелом. Когда они вернулись, Шкет вынес из дальней комнаты дверь и положил на ящики во дворе – получился стол. Остальные приступили к стряпне.
– Пошли. Хочу на антресоли.
– Легко. – Она сжала его руку и пошла следом.
Когда они легли вместе, когда тихонько поговорили, когда занялись любовью, она, к его удивлению, была довольно вяла и рассеянна; ее крошечные безмолвные движения рассердили его. Пока она не сказала:
– Эй, что такое? Ты куда-то ушел. Возвращайся, – и все вернулось в царство смешного.
А после этого стало очень хорошо.
Кончив, он лежал, обнимал ее и проснулся от запаха. Его пробуждение пробудило ее. Он поднял голову на шум. На антресоли втолкнули третью тарелку. А потом вскарабкался Денни, переполз через них и стал раздеваться.