одна на юг, все на улице – ты носишься по крышам. А в башне через дорогу я остановила двоих лучников, которые целились тебе в сердце, – говорит она и уходит, прежде чем я успеваю что-либо сказать.

Спустя шесть дней, у подножия горы Малакал и сразу на входе в долину Увомовомово, кого же я вижу в составе нашего отряда верховых? Конечно же, Леопарда, Лучника и Следопыта, который еще спрашивает, а где О’го. Видимо, они передумали, и их не отлучили.

– Тебе понадобится его нюх, – замечает барышник Амаду, когда я напускаюсь на него в его хижине.

– Нам нужна гончая, а не волк, – говорю я.

– Ты бы знала, какой у этого волка нюх! Несравненный! Кроме того, как ты думаешь найти ребенка, который не оставил следов? Ни у кого на руках ни пеленки, ни тряпочки, ни волоска, вообще ничего. Он же отыщет в Конгоре то, чего не найти многим.

– А если нет?

– Не нет, а да.

– Это слова твои или Бунши?

– Богиня воды, она…

– Не богиня, а фея. Всего-то, – обрываю я его.

– Она сказала, что он едет с тобой.

– Ты ожидаешь, что я ему доверюсь?

– У меня ожиданий ни на кого из вас нет. Это всё к Бунши, – отмахивается он.

Амаду дает нам серебро на возможные и непредвиденные расходы, после чего прощается со слугой, который усаживается на лошадь, и говорит, что присоединится к нам в дороге.

От реки возвращается О’го с выражением на лице, свидетельствующим: чему быть, того не миновать. У Найки и Нсаки лица не выражают вообще ничего.

– Нам всё едино, – говорит Нсака и срывает покров с клетки, где сидит безумная женщина-молния, вся враз вспыхивающая переливчатым серебристым светом. Я хватаю Нсаку за предплечье:

– А за каким импундулу она следует? Откуда ты знаешь, что за тем, кем надо?

Она смотрит на меня так, словно один ее взгляд – уже ответ. Найка осторожно открывает клетку. Светозарная демоница, выскочив, нюхает воздух и с резкостью бешеной собаки кидается вправо, на восток.

– Ох, что-то не в ту сторону взяла ваша гончая, – качает головой Следопыт, но его слов никто не замечает. Вся наша кавалькада устремляется следом.

Двадцать два

Я прислушиваюсь, как в ночи рыщут львы, надеясь, что они те самые, кого я знаю. «Ничего, они тебя еще отыщут, по запаху твоей раскисшей ку», – прорезается голос Якву. Он пропадал так долго, что я по нему даже соскучилась. Отвесить пощечину и ткнуть меня в грудь он еще успевает, но начертанный нсибиди вмиг пресекает его полет и злословие. Тычок или пинок я от него стерпеть могу, но его скрипучий голос меня решительно выводит из себя.

Он пытается ко мне подлезть всё то время, что мы отдыхаем на окольной дороге в обход Темноземья. В долине Увомовомово нас собралось восемь, в путь отправилось шестеро, а к моменту отдыха после объезда Темноземья нас осталось двое. Работорговец Амаду говорил, что добраться до Конгора можно двумя способами. Вначале двигаться на запад, пока не доберемся до Белого озера. Озеро можно или обогнуть, что добавит к странствию еще два дня, или переплыть, что займет день, так как озеро неширокое. Там откроется таинственный лес, который можно опять же обойти или пройти насквозь, но надо как следует подумать, прежде чем решаться двинуть через Темноземье.

Коротко: нас теперь осталось двое из тех, кто отправлялся в обход леса, а один из нас примкнул позже, уже после выезда из Увомовомово. Две ночи назад сумерки застигли нас в долине, на пути к Белому озеру. Я сказала, что нам следует продолжать путь, но Следопыт настоял, что лучше отдохнуть, и его слова заразили всю ватагу. Итак, мы устраиваемся и пытаемся отдыхать, но этот Волчий Глаз сдуру задает какой-то вопрос великану, а того хлебом не корми, лишь бы поразглагольствовать, и вот нам всю ночь приходится слушать его болтовню. Два раза он будит слугу, который страдальчески кричит, что ему дорога каждая крупица драгоценного сна. Леопард взбирается на дерево, где у нас привязаны лошади, меняет облик и вскоре уже храпит. Следопыт садится рядом с О’го, который тараторит без умолку, и даже сморенный дремой, продолжает бормотать себе под нос, пока не погружается в сон, в котором всё равно что-то мычит.

Следопыт сворачивает в гущу деревьев, мимо которых мы проезжали. Вскоре после этого от костра уходит и лучник, имени которого я не знаю. Я, понятно, следую за ним: уж если сон нейдет, так по крайней мере можно что-нибудь выведать. Деревья разбросаны по всей местности островками, как кучки сплетников, которым нет никакого дела до остальных. Я подхожу достаточно близко и слышу, как лучник плюет себе в ладони и что-то проделывает с задницей Следопыта, когда тот нагибается вперед. Шальвары лучника спадают, а сам он вострит ладонями свой хер, после чего вгоняет его прямехонько нашему нюхачу, который аж взвизгивает себе в ладошку. Тут их две тени начинают постукивать да поддавать – шлеп, шлеп, шлеп – кожа о кожу; шпарятся с жаром, но скрытно.

«Да потому что вы их распугали своей случкой», – говорю я себе, когда лучник вслух удивляется, куда это подевались все звери. Он и в самом деле прав: равнины с высокими деревьями, что ведут к Темноземью, изобилуют жирафами, зебрами и дик-диками. Много здесь и антилоп гну, и шумных обезьян, но я чего-то до сих пор не видала ни одной. Ни свиней, ни окапи, ни какой-либо другой добычи крупных кошек; не слышно даже птиц.

– Надо менять направление, – говорю я всем, но Следопыт знай себе движется вперед, а за ним его новый любовник, О’го, и все остальные. Может, у него и нюх, но первой запах улавливаю я: гарь кострища, шипящего жира и паленых волос. Деревья здесь разлапистей, кустарник выше, что скрывает источник запаха, пока мы не натыкаемся непосредственно на него. Каждая капля жира на открытом огне загорается мелким сгустком пламени. На вертеле целая нога, отнятая от мальчика, подвешенного к дереву; последняя из его оставшихся конечностей – правая рука – привязана к туловищу. С ним рядом висит девушка, целая и невредимая. Следопыт рассекает веревку и освобождает ее, но вместо благодарности девушка заходится капризным воплем. Трое сидящих возле костра вскакивают.

– Зогбану! – тревожно сообщает слуга.

Болотные тролли. Никому нет времени сообразить, что они делают на равнине у чистой реки, в такой дали от ближайшего болота. Сад-О’го расплющивает о дерево одного, Леопард прыжком сбивает второго,