— Ей приходилось тяжело, и я сильно перепугался. Зато потом гордился как не знаю кто. Решил: что бы ни случилось, оно того стоило, потому что у нас была Сюзи. Даже когда мы со Сьюзан охладели друг к другу, я думал, что все уладится со временем, ведь у нас же дочка. Я души в ней не чаял. В моей девочке…

Он моргнул, в глазах стояли слезы.

— Ты вроде бы сказал Люсии, что Сюзи не твоя, — заметил Томми.

Марио сглотнул.

— Ну… я не уверен на сто процентов. Так или иначе, юридически она моя. Это оговорено в законе. Мы были женаты и спали вместе, когда Сьюзан забеременела. Наверное, Люсия меня разозлила, и я сказал самую мерзкую гадость, какую смог придумать. Но Сюзи вполне может быть моей. На самом деле у меня нет веских причин думать иначе. В любом случае, я считал ее своей.

Говорю же, я на нее надышаться не мог. Она такая красивая, Том… Большие голубые глаза и шапка темных кудряшек, не таких темных, как у Тессы, скорее, как у Лисс. И такая умненькая, хорошая. Сьюзан говорила, что я слишком ее балую, а я отвечал, что если она хочет быть со своим Бэббу… так она меня звала… то ничего страшного в этом нет. Хорошо себя вела, много не плакала. Да, я знаю, что ты не любишь младенцев, но я люблю. Всегда любил.

Вдруг его лицо потемнело.

— А потом Сьюзан ни с того ни с сего заявила, что требует развода. Я был не против, но хотел оставить Сюзи себе. И тут она выкрикнула мне это в лицо.

Сказала: «С чего ты взял, что она твоя?» Сейчас-то я понимаю, что она просто хотела меня уязвить…

— Боже, Мэтт…

Томми протянул руку, однако Марио отодвинулся резким изящным движением, которое напомнило Томми о Люсии.

— Погоди, дай договорить… мне надо высказаться, а то я на куски рассыплюсь, — он уставился в пространство. — Сьюзан неплохая девчонка. Спокойная, уживчивая, забавная. В первое время после свадьбы у нас была вполне нормальная сексуальная жизнь. Ну, насколько я это могу представить. Ничего особенного, но… в основном, мне было хорошо. Никаких проблем. Вот когда она забеременела, с сексом разладилось. Ей часто было плохо, и мне хотелось ее холить и лелеять. Я решил, как уже сказал, что действительно люблю ее. Словно наваждение какое-то!

Марио сел на кровати и рассеянно потер больное запястье.

— Когда Сюзи исполнилось два или три месяца, Сьюзан сказала, что доктор разрешил нам снова спать вместе. И тогда пелена рассеялась. С ней было легко, она мне нравилась, мы не действовали друг другу на нервы и все такое. Но в постели нам было просто нечего делать. Я мог лежать с ней рядом, обнимать, как Сюзи, укачивать. А больше мне ничего не хотелось. Зато ей хотелось, и я… — он сглотнул, — я пытался. Думал, что у нее есть право и все такое. Но… но… ничего не получалось. И я предложил решение: я содержу ее, она присматривает за домом и Сюзи или может снова летать, если хочет… а для Сюзи наймем няню… но мы остаемся просто друзьями. Боже, ты бы ее слышал. Не знаю, может, большинство женщин отреагировали бы так же. В конце концов, мы более или менее помирились. А потом мы упали, и она меня бросила. Наверное, не стоит ее за это винить. Я женился на ней по доброй воле. Я хотел быть хорошим мужем и… и отцом. То, что я предложил, показалось ей неприемлемым. Так что я не стал мешать ей, когда она решила уйти.

— Она знала? — тихо спросил Томми. — Знала, что ты гей?

— Не уверен. Она никогда про это не говорила. Официальным основанием для развода указали психическую жестокость. Я хотел забрать Сюзи, но ребенка такого возраста нельзя было разлучать с матерью. Я мог бы обратиться в суд, но побоялся, что ее ушлый адвокат что-нибудь на меня нароет. Если бы всплыла история о моей судимости или черном списке, меня бы не подпустили к собственному ребенку и на сотню миль. Я вышел из адвокатской конторы и несколько часов шатался по улицам, пытаясь успокоиться перед представлением. Но тем вечером мы упали. Я уже говорил: она подпортила лицо и вбила себе в голову, что я сделал это специально.

Томми вздрогнул, вспомнив находящие порой на Марио припадки необъяснимой жестокости.

— Но ты же этого не делал?

Марио уронил лицо в ладони и приглушенно сказал:

— Видит Бог, Том, я не знаю. Я даже не помню, как выходил на манеж. Доктор сказал, это из-за сотрясения. Помню, как Сью-Линн капала мне на мозги в конторе, и я ушел, потому что испугался, что ударю ее. Смутно помню, как надевал трико. А больше ничего — ни падения, ни скорой. Просто очнулся в больнице с толстенным гипсом на запястье. Поначалу вообще решил, что ослеп.

Меня так накачали, что я не сообразил, что все лицо забинтовано. Но Сьюзан утверждала, будто я ей угрожал, и решила, что я пытался ее убить.

Марио замолчал, но на этот раз не пытался уйти от прикосновения.

— Я сердился не на нее, — пробормотал он. — Просто злился, потому что так и знал, что не стоило мне на ней жениться. Но раз я смог уйти из конторы, чтобы не дать ей пощечину, зачем мне было делать что-то худшее? Ломать себе запястье так, что оно никогда толком не заживет, только чтобы ей отомстить? К тому же она мать моего ребенка. И я уж точно не хотел бы рисковать жизнью Лионеля. Исходя из всего этого, я не пытался ей навредить.

На секунду воцарилось молчание.

— Не пытался же?

Только теперь Томми в полной мере осознал, через какой ад прошел Марио. Это я виноват. Это случилось потому, что я от него ушел. Но тогда, казалось, не было другого