Язык богов – деванагари – они изучали с утра, когда всё ещё свежо и в сердце, и в природе. Обычно после завтрака начинался небольшой и увлекательный урок. Отец, уже успевший смотаться на рыбалку, привозил с собою каких-нибудь морских обитателей и молча спрашивал – что это, мол, такое? На земляном полу просторной хижины появлялся голубовато-бледный шар, с одной стороны выпуклый, а с другой – поросший длинными жёсткими корешками. Девочка странные эти уроки нехотя усваивала. Не разжимая рта и морщась, она отвечала: «Это медуза!». Отец, опять же, молча, говорил: «Ясно дело, это не курица. А как звать медузу?»

Парнишка был смышлёный, бойкий. Не раскрывая рта, он твёрдо ответил отцу:

«Это морская оса. Ядовитая».

Отец обнимал его, гладил умную головушку, пахнущую солнцем и солёным морем.

«Далеко пойдёшь! И высоко взлетишь!»

Немая эта сцена – ненатуральная, непривычная – порождала в душе Златоустки испуг и невольный протест. Ей было неприятно видеть напряжённые глаза детей, будто бы сидящих на горшках. Ей было даже маленько брезгливо смотреть на мужа, который тоже глаза выпучивал, словно страдал базедовой болезнью. Но самая большая неприятность и досада – как ни странно – заключались в том, что отец и дети прекрасно понимали друг друга. В эти минуты золотаюшка себя ощущала какой-то ущербной, ненужной в этом доме, в этой семье. Между ними появлялась отчуждённость. Женщина подспудно раздражалась, начиная то краснеть, то потеть. И вдруг ладонь её – настойчиво и требовательно – стучала по столу.

– Ну, хватит! Сколько можно издеваться? Вы по-человечески можете сказать? Мне ведь тоже интересно. Я вам не чурка с глазами.

Кузнецарь, довольный уроком телепатии, переставал «издеваться».

– Эта морская оса, – говорил он уже детям и жене. – Запомните, как выглядит. Морская оса – самая ядовитая медуза в мировом океане. – Отец приподнимал морскую осу за длинные и тонкие волосья. – У этой чертовки яд настолько сильный, что даже взрослый человек через несколько минут может умереть. Так что, дети, вы одни не вздумайте ходить купаться.

– Мы не будем купаться, – обещали дети, – мы только посмотрим на корабиль.

– Никаких кораблей. Никто нас тут не должен видеть. Я вам уже говорил.

– А почему? – тихо удивлялся мальчик. – Я корабиль хочу посмотреть.

Какое-то время отец отчуждённо молчал. На столе, в плетёной корзинке, краснели и желтели яблоки. (Кузнецарь с большим трудом вырастил тут яблоню, усердно поливая, удобряя). Он молча взял два яблока – красное и жёлтое – покрутил их, покрутил и спрятал: в каждом кулаке по яблоку.

– А ну, – хитровато спросил, – где красное, где жёлтое?

Дети стали гадать. Он послушал, послушал – показал две пустые ладони.

– Ой! – ребятишки стали смотреть на потолок, под стол. – А где они, папка?

– Вот так, как эти яблоки, – наказывал отец, – так и нас никто тут не должен видеть. До поры, до времени. А уж потом, когда вы подрастёте…

– А кто нас ищет? – заинтересовался мальчик. – Если мы играем в прятки, значит, нас должен кто-то искать.

– Логично. – Кузнецарь потрепал парнишку по вихрам. – Мы этот разговор потом продолжим, да?

– Ты только обещаешь! – с обидой в голосе ответил сынишка. Уже находясь у двери, Кузнецарь обернулся. Брови, подгорелые на кузнице, вскинул от удивления.

– Я что-то обещал вам и не выполнил?

– Да! – Сынишка смело посмотрел ему в глаза. – Кто говорил нам про какой-то поезд, который невидимка, с крыльями который…

– Ах, вот оно что! Да, говорил, было дело. Говорил, что скоро поплывём смотреть. – Кузнецарь ладонью шлёпнул себя по лбу. – Забыл, тетеря! Ну, так давайте решать на семейном совете. Вон мамка – за ней будет самое главное слово.

– Можно подумать! – Золотаюшка усмехнулась. – Как сами порешите, так и будет. Но одних я вас не отпущу.

– А если не отпустишь – мы улетим! – неожиданно проговорился мальчик и тут же понял, как нехорошо он поступил, выдал строжайший секрет.

Глаза у Златоустки округлились. Давненько уже догадывалась, только не верила, что Кузнецарь дойдёт до этого – начнёт детей, как журавлей, в небеса забрасывать.

1

Всё началось так безобидно, так мило. Отец, без ума, без памяти влюблённый в своё чадушко, время от времени подбрасывал мальчишку в воздух – так нередко делают отцы, играя со своими спиногрызами. Посмеиваясь, он подбрасывал чадушку над головой – и ловил. Подбрасывал – и ловил. И они вдвоём при этом веселились от души – и отец хохотал, и мальчишка. И вдруг отцу однажды стало не до смеха. Кузнецарь стал обращать внимание на то, что мальчик – на секунду, на две и на три – задерживается в воздухе. Это могло показаться, но нет. С каждым днём, с каждым разом такие задержки не только повторялись – удлинялись по времени. А потом возникла закономерность: чем выше он подбрасывал мальчика, тем дольше тот задерживался в воздухе, разводя руками, словно крыльями – сынишка свободно парил над землёю. Летел! И лицо его при этом было счастливым, в то время как папаша был с каменным лицом, испуганным.

«Ты смотри-ка! Вот журавль! – поставив мальчика на землю, изумился отец. – Радоваться этому или печалиться? Я ведь тоже когда-то летал, надежды подавал. А что в итоге? Лучше было б не летать, а по земле ходить за плугом, за сохой…»

Вскоре после этого открытия в гости к ним пришёл крёстный отец – профессор Психофилософский, живущий в своей хижине на другой оконечности острова. Кузнецарь сказал насчёт того, что крестник вытворяет…

Разнокалиберные глаза профессора заблестели.

– Дар левитации, – сказал профессор и прочитал краткий курс по поводу парения предметов и человека в воздухе. – Это явление психокинетического характера. Это, батенька, нарушение законов гравитации. И люди, и животные могут парить и даже летать на какие-то расстояния. Левитацию нередко практикуют медиумы, шаманы, йоги. Правда, нужно войти в состояние транса. Редкое это явление – левитация.

Кузнецарь задумался.

– И что нам делать?

Клим Нефёдыч поцарапал клинышек белой бородки.

– В Индии, в Тибете к левитации относятся с большим уважением. Они этот феномен изучают и добиваются, между прочим, потрясающих результатов. Мы, правда, крещёные люди. Но у крещёных тоже были эти штучки. Святые отцы русской православной церкви обладали этим странным даром.

– Наши святые? – Кузнецаря как будто молотом по лбу. – Да это кто же?

– Серафим Саровский, например. Василий Блаженный. Да, да! Свидетелей было немало. Серафим Саровский мог подниматься в воздух во время чтения молитвы. Василий Блаженный на глазах у многочисленной толпы через Москву-реку не раз переносился какой-то неведомой силой.

Нервно усмехаясь, Кузнецарь пробормотал: