— Проходите, — повторил сосед, кивая в сторону кухни. — Я через несколько секунд подойду, только футболку надену.

— Да я вообще не собиралась… — протянула я наконец то, что давно хотела сказать, но Шляпник улыбнулся и махнул рукой.

— Ладно вам, это совсем недолго. Я приглашаю. Мне будет приятно, если вы выпьете со мной чаю, Алёна.

Только тут я вдруг осознала, что сосед умудрился где-то потерять моё отчество, и так у него это ловко и естественно получилось, что я даже не заметила. И пока я переваривала эту новость, Лев — Игоревич! Нечего фамильярничать! — ушёл в одну из комнат, и рядом со мной остался только оживлённо виляющий хвостом Рем.

В сопровождении пса я всё же направилась на кухню. В квартире явно сделали косметический ремонт перед продажей — следов нашего прошлогоднего залива на потолке больше не было. И в целом всё изменилось с тех пор, как я была здесь в последний раз — и обои другие, не зелёные, а персиковые, и плитка на «фартуке» не фиолетовая, а бежевая, с милыми чайничками, и занавески на окнах цвета необработанного льна, а не белые. И стол не деревянный, а стеклянный, с матовой прохладной поверхностью, полукруглый, и табуретки другие, без мягких сидений.

Всё иначе, но мне здесь тем не менее понравилось. Уютно.

Я села за стол, Рем лёг рядом, у ног, и смачно облизал мне щиколотку, отчего я резко вздрогнула и захихикала.

— Ой, Рем, не надо!

Пёс поднял голову — язык вывалился набок, — и посмотрел на меня с истинно собачьим восторгом. Вот уж кто был рад моему визиту больше всех.

— Что «не надо»? — поинтересовался Шляпник, заходя на кухню, и с любопытством оглядел нас с Ремом. Никакой шляпы на нём сейчас, конечно, не было — только джинсовые шорты и чистая белая футболка с чёрно-белым изображением Джона Леннона и надписью «This is not Harry Potter». Увидев её, я на мгновение онемела, а потом невольно растеклась по табуретке и улыбнулась. Всё-таки у нашего соседа есть чувство юмора!

— Рем лизал мне ногу, — пояснила я. — Щекотно.

— А-а-а. — Лев Игоревич кивнул и с громким «щёлк» включил электрический чайник. Достал из шкафчика две почти одинаковые белые чашки, кинул в них чайные пакетики и продолжил: — Это нормально. Он так выражает вам свою симпатию. Не волнуйтесь, много лизать не будет, Рем у меня приличный пёс.

Сосед говорил совершенно спокойно, но от этого «лизать» щекам стало жарко. Интересно, это он случайно, или специально хочет меня смутить?

Чтобы отвлечься, я посмотрела на свою чашку — и фыркнула. Надпись на ней гласила:

+ Х

Сам ты буква «ха»! Это математические знаки сложения и умножения!

— Вы любите белое с надписями? — спросила я, косясь на кружку Шляпника. Что написано там, было не разглядеть, но тянуть руки я не стала — это всё же неприлично. — И чашки, и футболка…

— Не обязательно белое. — Сосед деловито расставлял передо мной вазочки с печеньем и конфетами, а ещё водрузил на стол банку вишневого варенья. — Просто люблю что-то такое, забавное.

— Мы же с вами много раз гуляли, я вас не видела в забавном…

— Не так уж и много. — Шляпник хмыкнул, положив на стол подаренную мной коробку конфет. — Случайно так получилось, что не надевал тогда. Потом ещё увидите. Простите, что не спрашиваю, какой вам чай, у меня только чёрный, и только в пакетиках.

— Ничего страшного, — помотала головой я. — Я и в целом не собиралась…

Я не стала озвучивать, что именно «не собиралась» — слишком неловко было, — да и Лев Игоревич уже лил кипяток в чашки. Долил до верха — чёрт, это мне теперь придётся ждать, пока остынет, не просить же его отлить, чтобы разбавить холодной водой? — и сел на соседнюю табуретку.

В кухне вдруг как-то разом стало тесно и душно. Господи. Когда я в последний раз находилась наедине с мужчиной? Если не считать врачей — очень давно. Будто в прошлой жизни.

И самое ужасное, что мне нравилось это ощущение. Но оно же и пугало.

— Могу я посмотреть, что написано на вашей чашке? — пробормотала я, пытаясь отвлечься от противоречивых эмоций, которые разрывали меня на части. Я одновременно и хотела как можно дольше оставаться на этой кухне, и побыстрее убежать обратно в свою камеру. — Интересно…

— Да, конечно, — Шляпник осторожно подвинул ко мне свою кружку, я схватилась за неё, приподняла…

А дальше всё пошло не так. Я даже не поняла, как это получилось, но рука у меня неожиданно дрогнула, чай немного выплеснулся из кружки, попал мне на ладонь, я вскрикнула и непроизвольно махнула рукой, одновременно с этим выпустив из захвата фарфоровое изделие.

Я резко вскочила на ноги, но поздно — часть чая всё равно хлестнула меня по коленям.

— Ай! — вскрикнула я и начала прыгать, издавая хлюпающие звуки — пол теперь был мокрым. — Ох, простите…

Сосед стремительно встал с табуретки и, подхватив меня на руки, куда-то понёс. Я замерла от удивления, даже забыв о боли в обожжённых ладони и коленях, но спросить, в чём дело, не успела — Шляпник уже ставил меня на пол в ванной и включал воду.

— Я сейчас принесу мазь от ожогов, — сказал он невозмутимо, словно ничего особенного не случилось, — вы пока опустите ладонь в холодную воду.

— Колени тоже опустить? — пробормотала я с неловкостью, ругая себя на чём свет стоит — уронила кружку и обожглась на ровном месте! — Мне бы лучше домой, Лев Игоревич, у меня там и мазь есть. Мне же штаны надо снять, помазать, и чем скорее, тем лучше…

Кажется, он огорчился. Хотя вряд ли, наверное, действительно показалось. С чего вдруг соседу огорчаться? Я была бы только рада, если бы такая ходячая катастрофа решила покинуть мой дом.

— Вы правы, конечно. — Шляпник кивнул, закрыл кран и отступил в сторону, пропуская меня вперёд. Я шагнула в коридор и чуть не упала, услышав за спиной: — Тогда приходите завтра. Я вас приглашаю.

— Я… — Я запнулась, думая, как бы поправдоподобнее соврать. — Завтра занята.

— Тогда послезавтра.

— Тоже.

Он хмыкнул, и я, обернувшись, успела уловить на его лице понимающую улыбку. Сосед словно прекрасно осознавал, по какой причине я ему отказываю.

— Хорошо. Тогда приходите, как будете свободны, в любое время. Мы с Ремом будем рады.

— Ладно, — я кивнула, отводя взгляд. — Простите, что разбила вашу кружку.

— Она не разбилась, только упала. Да и даже если бы разбилась, ничего страшного. Посуда бьётся к счастью.

— Если бы это было