Переговоры с матросом-убийцей начались в 6.25 утра. Кузьминых не говорил ни о причинах содеянного, ни какова его конечная цель, не предъявлял каких-либо претензий ни к сослуживцам, ни к командованию. Он не выдвигал никаких ультимативных требований. Просил только еды, сигарет (хотя, по словам сослуживцев, никто не видел раньше, чтобы он курил), а также вина и междугородных переговоров. В случае штурма угрожал взорвать лодку. На какое-то время он загорелся идеей улететь с места происшествия на вертолете, но потом отбросил ее. В 11 часов матрос вдруг заявил, что ему необходимо поспать, и прекратил выходить на связь.

Когда через четыре часа связь с ним возобновилась, командующий флотом тщетно пытался уговорить моряка сдаться. Позже в Гаджиево прилетел главком ВМФ, а из Питера военным бортом доставили мать Кузьминых и его брата. В 23.45 Кузьминых согласился открыть отсек, чтобы принять затребованную им еду и телефонную трубку для разговора с матерью. Для выполнения этой задачи был отправлен переговорщик – молодой сотрудник ФСБ. Когда Кузьминых поднес к уху телефонную трубку, направленный взрыв разрушил ему череп с повреждением мозга.

По заключению комплексной военно-технической экспертизы, резкое воспламенение находящихся в первом отсеке регенеративных веществ, которое легко осуществить, привело бы к взрыву всего боезапаса. Минимальные последствия такого взрыва: уничтожение «Вепря» и соседних лодок, разрушение казарменного городка и повреждение ближнего к базе жилого района поселка Гаджиево. Усугубляли положение расположенные поблизости склад горюче-смазочных материалов и торпедная база. О последствиях разрушения ядерного реактора страшно даже подумать. Со всеми этими угрозами приходилось считаться, так как матрос Кузьминых достаточно хорошо знал, как обращаться с регенерацией и торпедами.

Согласно заключению посмертной психолого-психиатрической экспертизы, до и во время совершения преступления Кузьминых был психически здоров и абсолютно вменяем. Однако, несмотря на внешнее спокойствие и невозмутимость, которые демонстрировал матрос, его замкнутость и неразговорчивость скрывали крайне обостренные самолюбие и чувство собственного достоинства, абсолютную нетерпимость к любому вмешательству в его внутренний мир и одновременно чувство ненужности и беспомощности. Глубокая ранимость сочеталась у Кузьминых с постоянным зацикливанием на всех неприятных или непривычных для него ситуациях. Поэтому он страдал от любых обстоятельств, которые считал для себя неблагоприятными, и стремился упорно им сопротивляться…

Гораздо точнее изложена в материалах следствия морально-психологическая обстановка на корабле. Это очень важный анализ, который показывает, в каком особом морально-психологическом состоянии иногда оказываются те, кто отчаивается ввязываться в бунт на корабле. «Вепрь» – современная субмарина, входящая в состав сил постоянной боевой готовности. Тогда это был один из самых ходовых кораблей флотилии, что означает: лодка практически не возвращалась «из морей». При этом «подводное братство» там имело свои особенности. С одной стороны, от каждого моряка, независимо от его звания, должности и срока службы, прямо и непосредственно зависела безопасность лодки, жизнь всего экипажа, способность корабля выполнять поставленную задачу (на подводных лодках на одном боевом посту, но в разные боевые смены могут нести службу, то есть исполнять одни и те же обязанности, военнослужащие совершенно разных категорий: матрос, мичман, офицер или командир боевого поста в звании «матрос» вполне может по боевой тревоге иметь в своем подчинении мичманов и старшин), но, с другой стороны, – существовало реальное разделение на несовместимые касты по условиям службы, быта, отдыха и различным видам довольствия.

Внутри же каждой касты существовала еще и своя градация. Матросы более ранних сроков службы заставляли выполнять за себя работу тех, кто служил меньше, держали их под постоянным прессингом, так как уйти от тотального контроля на лодке практически невозможно. Случалось, что и Кузьминых иногда становился мишенью для матросских «прихватов» (розыгрышей) в довольно грубой форме. Не способствовало улучшению морально-психологического климата на корабле и то, что военнослужащие всех категорий на протяжении длительного времени не получали денежного довольствия, им сокращались нормы продовольственного пайка и вещевого довольствия, то есть кормили и одевали все хуже, а денег не платили вообще…

Что именно послужило толчком к совершению матросом Кузьминых преступления, осталось за рамками расследования. Под категорию «террорист» матрос не подходил, так как он не выдвигал никаких требований, а находился под действием психического срыва, когда о последствиях уже не задумываются. Мы же еще раз зафиксируем, что даже в ведущих военно-морских флотах мира военные моряки продолжают бунтовать. А на кораблях и в базах сохраняются условия и обстоятельства, которые вынуждают их к бунтам.

Вот теперь, после осмысления феномена бунтующего российского военного моряка и обзора основных событий на военно-морском флоте, связанных с бунтами, восстаниями и революциями в России, приступим к повествованию о главных морских бунтах и флотских бунтовщиках.

Заметим, что различные события, связанные с проявлением незначительных протестных настроений среди экипажей российского военно-морского флота, бывали и раньше. Но в 1771 году состоялось совершенно неординарное событие. Во-первых, произошел бунт в одном из гарнизонов Охотской военной флотилии (Большерецк на Камчатке). И, во-вторых, среди бунтовщиков были военные моряки. По сути, это действительно был первый большой бунт в российском военно-морском флоте. Во многих источниках его называют иначе: восстанием ссыльных на Камчатке. Не совсем точно, потому что искажается суть и значение тех событий. Да, ссыльные камчатского острога в Большерецке (укрепленного поселения) действительно подняли этот бунт, выражая недовольство своим полукрепостным и полуголодным положением. Но главное в этом бунте было то, что его активными участниками являлись военные моряки, даже командиры кораблей. Это был необычный, важный по значению и первый бунт в России с политическими требованиями, в котором участвовали военные моряки. Бунтовщики выразили в письменной форме политические требования в адрес императрицы Екатерины II, обратились за помощью к иностранным государствам. Они захватили галиот Охотской военной флотилии «Святой Петр» и совершили фактически первое дальнее плавание русских от Камчатки вокруг Азии и Африки, которое вошло в историю как «одиссея галиота “Святой Петр”». При этом корабль беглецов вели военные мореходы. Восставший галиот был первым русским кораблем, который увидели в Японии, Корее и Китае.

И еще одно важное уточнение. Более двух веков это событие не дает покоя исследователям. Но ознакомление с литературой и документами по камчатскому бунту оставляет впечатление недосказанности и противоречивости. И даже в процессе работы с архивными источниками возникает ряд вопросов, большинство из которых остается без ответов. Пока лишь немногие авторы, писавшие об этом бунте, пользовались непосредственно архивными документами следственного дела. В основном же работы, посвященные истории большерецкого бунта, написаны на материалах различных печатных изданий. Прежде всего, это мемуары главного большерецкого бунтовщика Бениовского (он возглавлял тот бунт), вышедшие в свет на многих европейских языках: французском, английском, немецком, чешском, польском, и бывшие бестселлерами в течение чуть ли не двух столетий, но до сих пор не переведенные на русский. Они стали той самой основой, на которой сформировалась современная литературная легенда и своеобразный ореол героя вокруг имени Мауриция Бениовского.