– Здорово, – сказал он, – О чем болтаем?

– Не твое дело, – сказала Женя.

– О, вы собираетесь на свидание, – Гриша засмеялся, – Эй, Темыч, наш зомбяк решил жируху на свидание позвать.

– Идиот, – сказала Женя и хотела толкнуть Гришу, но он уже убежал вперед, громко смеясь.

И мы снова замолчали.

Через пару минут мы вошли в тенистый двор, где буйство красок сменилось пожелтевшими деревьями, зеркальными лужами и шелестом листьев на ветру. Шум машин стал тише. Сразу стало легче, и голова перестала гудеть.

А вот подвальный рок-магазин оказался удушающе маленьким. Там почти не было места, особенно когда весь наш шумный класс оказался внутри. Я тут же поднялся по ступенькам и вернулся на улицу.

Я направился к скамейке во дворе, но увидел, что на качелях кто-то сидит и машет мне рукой. Я подошел поближе и, присмотревшись, понял, что это Надя Соловьева. Она фотографировала себя на смартфон. На ней были кеды, обтягивающие джинсы и куртка светло-голубого цвета. Ей даже шло.

Я подошел к ней, потому что, когда видишь рядом знакомого человека, надо к нему подходить и здороваться. Здоровались мы в школе утром, поэтому я просто кивнул и сел на качели рядом.

У Нади были красивые вьющиеся волосы по пояс. Жаль только, что темные, а не светлые.

– А ты почему не пошел в магазин? – спросила она.

– Я не слушаю рок, – сказал я, начав раскачиваться.

– Я тоже. Я считаю, что рок – это очень агрессивная музыка, которая разрушает душу.

– Да?

– Короче, ученые проводили опыты на растениях. Если им включать Моцарта, то они хорошо растут. А если рок, то они умирают.

– Кому им? Ученым или растениям? – уточнил я.

– Ты дурак? Конечно, растениям.

– Понятно.

– Вот. Короче, рок – это плохая музыка. Поэтому я ее не слушаю, – сказала Надя.

– А Моцарта слушаешь? – спросил я, обрадовавшись, что у нас есть общая тема для разговора. – Мне нравится, хотя он не самый любимый мой композитор. Его музыка такая… – я задумался, подбирая правильное слово, – идеальная, гармоничная. Но в последнее время мне нравится что-то более эмоциональное. Сам не знаю почему.

Надя ничего не ответила, а я не обратил внимания, потому что качался, и мне было хорошо. Качели слегка скрипели, потому что были старые. Меня относило то назад, то вперед, и я чувствовал ветер на лице. В раскачивании был ритм. Логика. Движение туда и обратно. Если бы жизнь была похожа на качели или аттракцион. Чтобы все было известно.

Надя что-то сказала, но я не услышал.

– Эй? – сказала она громко.

– Ты мне? – спросил я.

– Ага.

Тогда я перестал раскачиваться.

– Да?

– А что ты последнее читал? – спросила Надя.

– «Как кулинария сделала нас людьми». Там про то, как приготовление пищи…

– А я Симону де Бовуар читаю, – сказала Надя. – В оригинале.

Надя знала четыре языка и постоянно ездила на какие-то олимпиады. Я немного завидовал, потому что знал только английский язык, да и то не на самом высоком уровне.

– Ты читаешь «Второй пол»? – спросил я.

– «Прелестные картинки», – ответила она. – Очень интересная книга. Но мальчикам такое неинтересно, потому что Симона де Бовуар – феминистка.

– Мне интересно, – сказал я. – Я люблю литературу про изменения в человеческом обществе. И считаю, что большинство изменений правильные, а возвращение к старым обычаям – это бессмысленная трата времени. В книге «Конец истории и последний человек» говорится о том, что человек стремится к либеральной…

– Что, зомбик, отбиваешь у меня девушку? – услышал я голос Артема Хвостова.

Он засмеялся, и я решил, что это была шутка. Гриша Зыбин улыбнулся.

– О, круто, – длинный Юра Бережков подошел к нам, – Дайте мне покачаться.

Я думал, что Надя слезет с качелей, потому что она не качалась, а просто сидела. Но она не слезла.

– Эй, зомбяк, давай слезай, – сказал Артем Хвостов.

Я слез, а Юра Бережков сел и стал раскачиваться. Качели заскрипели громче, чем раньше. Только тогда я заметил, что краска в некоторых местах облезла, да и вообще выглядели они не очень крепко.

Юра рассмеялся. Его смех разнесся по двору и улетел вверх вместе с птицами.

Я вспомнил песню из «Приключений электроника» (очень люблю первые две серии) про качели. Теперь я понял, что значит выражение «крылатые качели».

Можно собой гордиться.

Юра раскачивался все выше, выше и выше, и это зрелище завораживало.

Качели летали туда-сюда, ходили ходуном. Надя слезла и встала рядом с Артемом, а он шлепнул ее по правой ягодице.

Юра раскачивался. Раскачивался все выше. И вдруг…

Он совершил полный оборот вокруг перекладины качелей. Артем и остальные начали аплодировать и что-то ему кричать, а я просто смотрел.

Предназначены ли качели для этого? Если нет, то зачем в них встроена возможность сделать полный оборот?

Интересно. Предназначение – это человеческая мысль. Полностью человеческая выдумка. Человек думает, что плавники предназначены для плавания, но однажды, 385 миллионов лет назад, первое животное вышло на сушу.

А Юра качался, качался, качался, сделал еще один оборот, затем еще и еще…

Качели ходили ходуном, скрипели, пытались вырваться из земли. Быстрее, быстрее, быстрее.

И вдруг все закончилось.

На качелях никого не было, а Юра уже лежал на земле.

Все застыли на своих местах. Даже время остановилось, и я не мог шевельнуться или заговорить. Только качели раскачивались – туда-обратно, туда-обратно, замедляясь и замедляясь.

Я не сразу понял, что случилось, – так быстро все произошло.

Издалека я слышал какой-то гул, который становился все выше, выше, выше, пронзительнее. И вот уже в мире не осталось ничего, кроме этого звука.

Это визжала Надя Соловьева.

– Заткнись, – сказал Артем Хвостов, и она замолчала.

А время вновь полетело, как раньше.

Все заговорили разом:

– Че делать, чуваки?

– Скорую вызывать.

– Да, скорую надо. Он же башкой ударился.

– Да ладно. Щас встанет и пойдет.

– Да. Отведем домой просто.

– Точняк.

Они говорили и говорили, они не замолкали.

– Надо его к врачу, – неестественно высоким голосом сказала Алина.

– Отведем его домой, – сказал Артем Хвостов. – Давай, Гринь.