Они медленно возвращались в свой лагерь.

– Ты впервые видела роды?

– Да, – тихо ответила она, потрясенная.

– Теперь ты знаешь, как это, когда тебе самой придется...

Сандра затаила дыхание.

– Что?

– Ты будешь готова к рождению своего ребенка. Тебе известно, чего ждать. – Он уверенно шагал по камням, обходя кусты.

Сандра прищурилась, глядя на бледно-голубое утреннее небо.

– Вряд ли. Я не собираюсь иметь детей. И даже выходить замуж. – Она смотрела на его рюкзак, покачивающийся на широкой спине, и думала: какая же в этом человеке скрыта сила – сила, способная спасать жизнь другим. Он внезапно замедлил шаг, и Сандра едва не налетела на него.

– А почему нет?

– Почему нет? – К счастью, Мур снова прибавил скорость, и она попыталась говорить ровным голосом. – Ну, думаю, тебе и так ясно: я все время в разъездах, меня никогда нет дома, разве это семья?

Ричард молчал, и Сандра не поняла, расслышал ли он ее за ревом реки или просто не знал, что ответить... Она вдруг захотела сказать ему то, о чем никогда и никому не говорила: возможно, в ней сидит ген болезни Хантингтона. В этом случае глупо и безответственно выходить замуж и рожать детей.

– А дети? Что я с ними буду делать? Ты можешь представить меня с ребенком в рюкзаке? – Она следила за дорогой, не отрывая глаз от камней и корней, и потому не успела ничего сообразить, как вдруг оказалась в объятиях Ричарда.

– Да, – сказал он, глядя на нее с невыразимой нежностью. – Я могу представить тебя с ребенком в рюкзаке, ребенком с серыми глазами и в шапочке с козырьком, защищающим ее личико от солнца.

Мур не убирал рук с ее плеч, и Сандра сжала губы, сдерживая рыдания.

– Ее? – пробормотала она. Одно дело – какой-то отвлеченный ребенок, другое – с серыми глазами и в шапочке с козырьком от солнца.

Она схватила его за руки, так они и стояли, крепко держась друг за друга.

– Я не хочу мужа, я не хочу ребенка. Они не входят в мои планы. Ты понимаешь? – Сандра не узнавала свой голос – он стал почти визгливым.

Мур покачал головой, и девушка с глубоким вздохом, уже спокойнее продолжала:

– Может быть, тебе это непонятно, но моя жизнь меня вполне устраивает. Никто не ждет дома, никто не ворчит, не требует, чтобы я покончила с этими походами, никто. Никто.

В потемневших, глубоких глазах Мура вместо ожидаемой зависти она увидела жалость, единственное, с чем никак не могла смириться.

Слезы хлынули из глаз, и Ричард привлек ее к себе.

Сандра рыдала у него на груди.

– Проклятие, – дрожащим голосом говорила она. – Ну почему ты мне не веришь?

Он прижимал ее к себе, пока она не перестала дрожать. Его рубашка уже промокла, Сандра подняла голову, но слезы все лились и лились. Не нужна ей его жалость, но пусть он обнимает ее... Никогда в жизни Сандра не испытывала ничего подобного.

– Да, я верю тебе, – повторял Мур, пытаясь вытереть рукой ее лицо. Потом протянул свой платок, и она высморкалась.

– Ладно, спасибо. И чего это я так расквасилась? К тебе это не имеет никакого отношения.

Она постаралась улыбнуться, чтобы скрыть обман. Как раз к нему эти слезы и имели отношение. Он взял Сандру за руку и повел по дороге.

– Ночь была тяжелая. Мы помогли ребенку выйти в мир. Это всегда волнующий момент. Так что тебе разрешается поплакать.

Она не отнимала руку и ступала за Ричардом.

–Так кто же ты в конце концов? Я считала тебя офтальмологом, но только что видела, как ты принимал роды. А теперь разрешаешь мне плакать. Ты что, еще и психиатр?

Мур засмеялся и привлек ее к себе. Так они и шли бок о бок до самого лагеря. От его веселого голоса, бережной руки на плече ей стало радостно.

Кибо уже ждал их с горячим чаем. Мур указал Сандре на плоский камень рядом с собой. Первые лучи солнца осветили берега реки.

– Я семейный доктор.

– Ты можешь все. Я так и думала.

Он покачал головой, и солнце заблестело у него на волосах.

– Не все.

Наступил новый день. И она тоже стала иная – новая, омытая слезами, пролитыми после увиденного таинства рождения. И этот мужчина рядом, от которого исходят тепло и покой. Что же случилось с ней? Сандра посмотрела на Мура. Может, она узрела в нем больше, чем есть на самом деле? Может, он просто доктор, которого научили лечить и у которого сильно развито чувство долга?

Мур пил чай и радовался, что рядом сидит Сандра. Нежные щеки пылали, глаза еще блестели от слез, а он мысленно видел ее в комнате, где рожала женщина: Сандра массировала спину роженицы, клала на лоб холодный компресс, считала сватки так, будто делала это всю жизнь. А вместо этого она всю жизнь карабкалась по скалам, разбивала стоянки для туристов, одолевала опасные речные пороги.

Казалось, она вообще боится только одного – его, Мура. Чем он заслужил такое отношение к себе? Не своими ли разговорами о ребенке? Она уверяет, что ни с кем не хочет делить свою жизнь. Но отчего тогда такая тоска в глазах, которую она пыталась скрыть? Он совершенно ясно представлял ее с ребенком, так же ясно, как только что принятого – он прикасался к нему и чувствовал, как цепкие маленькие пальчики хватались за его палец.

Мур резко поставил чашку и принялся упаковывать рюкзак. И о чем он только думает? Работает по восемнадцать часов в сутки, а жена съела бы все его время, деньги, силы. И кому, как не ему, понять, почему Сандра не хочет выходить замуж? Нет ничего лучше свободы, лучше жизни, не обремененной ненужными заботами.

Но другое чувство просилось в душу, и он никак не мог избавиться от него. Оно возникало, когда Сандра смотрела из-под влажных ресниц или когда он касался ее, целовал. Нежность? Волнение? Или что-то еще? Он застегнул молнию на рюкзаке.

– Может, нам устроить выходной? – спросил он. – Ты не выспалась.

Она покачала головой и встала.

– Со мной все прекрасно, просто великолепно. Нечего зря тратить время.

Сандра посмотрела вверх, и Мур проследил за ее взглядом. Снежных пиков не было видно, но они где-то там, за следующим перевалом, и если они не показались, значит, до них еще далеко.

– Молодец.

Мур в изумлении взирал на Сандру – горьких складок около рта как не бывало, глаза стали синими, словно утреннее небо. Ему нестерпимо захотелось снова привлечь ее к себе и поцеловать. Но сделай это – и он уже навсегда забудет, почему они здесь и куда собирались идти.

Впрочем, нет, Сандра, конечно, не забудет. Он насмешливо улыбнулся. И что же заставляет ее так меняться – быть сильной, независимой, а через минуту рыдать? И вообще, почему она пошла с ним в горы? Когда она предложила ему это, он был ошеломлен. Слишком ошеломлен, слишком благодарен, но и слишком взволнован.