— Я собираюсь подъехать на метеостанцию, посмотреть тайник.

— Дело хорошее. — Он не предложил мне себя в спутники.

Пока мы разговаривали, в дверь позвонили. Приехал Цаххан Алиев. Поздоровавшись, начальник рыбинспекции объяснил цель визита:

— Пухов сигнализировал о браконьерах. Вовремя мер не приняли, а сейчас высокое начальство как с цепи сорвалось. Требует копии докладной… Может, я рано заехал? — спросил он у Пуховой. — Вы хотели поискать бумаги. Искали?

— Да нет их. — Она махнула рукой. — Всё тогда увезли! Пусть у себя ищут…

— Ну, ладно. Я всё-таки ещё заеду.

— А первые экземпляры? — спросил я у Цаххана, когда мы вышли.

— Как всегда… Списали. Переслали. Подшили. Отфутболили. И концов не видать. И копии найти не можем… Кстати, — он усмехнулся, что-то достал из кармана, протянул мне, — вы этого никогда ещё не видели…

Я взял в руки маленький полотняный мешочек, раздёрнул завязочку чёрные сухари с какой-то тёмной пылью. Принюхался — перец.

— Что это? — спросил я.

— Это здешняя чёрная метка. Предупреждение о смерти.

— Где вы это обнаружили?

— «Обнаружил»! — усмехнулся он. — На верёвочке к двери моего дома привязали. Предупреждают, чтобы я их не трогал. Но они меня напрасно пытаются испугать. Перед тем как сожгли Саттара Аббасова, мне тоже такую прислали. Я приносил к Буракову, показывал. Они ведь не на Саттара охотились — на меня…

— А что Бураков?

— Сказал, что у каждого милиционера десяток таких дома. И у него, и у Агаева тоже… — Он спрятал метку в карман. — Но я им яйца поотрываю, прежде чем они до меня доберутся.

«Что за странные обычаи… — подумал я. — Чёрные метки присылают одним, а убивают других…»

Машину я вёл сам.

Когда проезжали по центральной площади города, мы с Балой стали свидетелями прибытия в обком двух высоких гостей.

Крупный мужчина с депутатским значком и Золотой Звездой Героя и моложавый стройный генерал вышли из белой — со шторками на стёклах «Волги» и не спеша направились к подъезду. Их сопровождал уже знакомый мне зам-предисполкома Шалаев.

— Кто такие? — спросил я Балу.

— Не знаете? Кудреватых, директор сажевого комбината. С ним генерал Эминов — начальник областного управления.

Мы выехали из города.

Серое, затянутое низкими облаками небо неслось нам навстречу. Земля вокруг проживала свой самый счастливый, медовый, месяц — вся она была тёмно-зелёной, покрытой фиолетовым цветом верблюжьей колючки. Через две недели, знал я, от всего этого нежного цветения ничего не останется, поскольку это не степь, это пустыня. И она вернётся в свой исконный жёлто-серо-белый выгоревший естественный цвет.

Бала был идеальный попутчик. Он не начинал разговора первым — ёрзал, пыхтел, поправляя сползавшие на нос огромные свои очки, но всё же был нем, как рыба.

Трасса была пуста. Вблизи берега не было видно ни одной лодки, ни одной машины с перекупщиками. Всё тот же космический ландшафт — пески да колючки — сопровождал нас вдоль всего пути. Пустая, всё ещё малообжитая земля. Совсем недавно несколько незадачливых путешественников, ехавших на машине из Бекдаша в Красноводск, рассказывал мне кто-то, решили сократить путь и поехали напрямик через пустыню. Спустя несколько недель их нашли мёртвыми — заблудились в дороге, умерли. Видимо — от жажды. Шакалы поели останки.

Мы проскочили место, где в прошлый раз вместе с Хаджинуром остановили машину снабженца сажевого комбината. Впереди показалась метеостанция. Я не снижал скорости.

Теперь мы мчали вдоль серых песков. И разнотравье здесь было в основном сине-серое, цвета ветоши. Почва казалась известково-белой, на небольших барханах тёмными кляксами чернели колючки, разросшиеся до размеров кустарников. Справа показались серо-зеленоватые тёмные полосы.

Не доезжая метеостанции, я круто повернул к берегу. Затормозил.

Нас успели заметить — от метеостанции к нам потянулась делегация: жена Касумова, малюсенький, смуглый до черноты усатый человек — Бокасса, которого я видел во время осмотра трупа Пухова, знакомый высокий казах — он и сейчас был выпивши, а может, так и не протрезвел с того дня, мальчик в коротких шортах с маленьким магнитофоном на шее и ещё несколько детей — мал мала меньше.

— Ну, как там он? — спросил Бокасса, крохотный «мальчик-дедушка» с толстыми усами. — Живой? — На лице его плавала та же, что и в прошлый раз, когда я увидел его впервые, странная гримаса — то ли печальная улыбка, то ли счастливый плач. — Как? Как? — Он наступал на нас с беспечной опасной шуткой сумасшедшего, и я принуждён был ответить ему словами Хаджинура Орезова:

— Отойди, Бокасса, не путайся под ногами!

Карлик тотчас же забыл о своих вопросах, счастливая страдальческая улыбка стала выглядеть более весёлой, даже игривой. Он присоединился к детям, став между мальчиком с «вокменом» — самым крупным из детей, которому Бокасса доходил головой до плеча, — и самым меньшим.

— Ну, как он? — повторила жена Мазута, здороваясь. — Передачи принимают?

— Должны, — сказал я. Она кивнула.

— Легко сказать — «принимают»… Я поеду, а с ними как? — Она показала на детей.

— Хорошо, — сказал я. — Соберите ему что-нибудь, мы захватим.

Она невнятно поблагодарила.

Я поискал глазами и увидел «козлятник» Касумова — он ничем не отличался от других таких же — прибитые «заподлицо» доски-«двадцатки» образовали глухой непроглядный круглый забор, достаточно высокий, поэтому взобраться снаружи и увидеть, что там, внутри, тоже не было возможности. От метеостанции к «козлятнику» тянулись электропровода. На калитке, навешенной изнутри и полностью прикрывавшей любые щели, висел огромный ржавый замок.

Я показал на забор.

— Откроете нам? Ключи есть?

Она полезла в карман цветастой, как у цыганок, юбки.

— Вот.

Втроём мы вошли в маленький, огороженный со всех сторон дворик. В середине находился домик или сарай, дверь которого забыли закрыть. Я заглянул внутрь — кроме верстака с инструментами, там стоял ещё маленький телевизор «Шилялис». На полу виднелось несколько гребных винтов, а на приколоченной к стене сарая перекладине висели два новеньких мотора «Вихрь-30».

Настоящая браконьерская база, подумал я.

— А где тут тайник нашли?

Не говоря ни слова, Касумова обошла изгородь — сбоку, со стороны моря, рядом с несколькими досками лежал камень-валун; она нагнулась, с усилием откатила его.

— Это? — я удивился.

— Да.

Мы с Балой подошли ближе. Под камнем была отрытая, видимо, совсем недавно, не очень глубокая ямка. Дно её устилал песчаник.

Всё это было странно. Браконьер наверняка смог бы подыскать на берегу более надёжный схрон.