Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Кроме решения о «безоговорочной капитуляции», Рузвельт и Черчилль захотели в Касабланке заодно решить и «французский вопрос». К январю 1943 года британский премьер понял, что ранее старательно лелеемый им (несмотря на невыносимо скверный характер и неспособность к компромиссам) полковник де Голль отнюдь не желает быть английской марионеткой и склонен думать, что после победы англосаксов в войне Франция будет опять «великой державой». Сие, с точки зрения и Черчилля, и Рузвельта (это был, пожалуй, единственный пункт повестки дня конференции, где мнения английского и американского «вождей» совпадали практически полностью), было решительно невозможно, и для того, чтобы «уравновесить» излишне самостоятельного де Голля, ему в компаньоны был навязан генерал Жиро, в отличие от полковника-танкиста целиком и полностью разделявший мнение англосаксов о том, что в будущем Франция может рассчитывать сугубо и исключительно на роль вассала Вашингтона и Лондона.
Поначалу, в 1941–1942 годах, американцы вообще и слышать не хотели о том, чтобы британский «ручной француз» де Голль представлял Францию – президент США в принципе отказывался признавать французское Сопротивление движением национального возрождения французского народа, а «Сражающуюся Францию» – легитимной властью в Северной Африке. После того как англосаксы заняли часть Французской Северной Африки, Рузвельт решительно воспротивился планам переезда в Алжир комитета «Сражающаяся Франция» и создания на его основе французского временного правительства – американцы «ставили» на адмирала Дарлана, которого Эйзенхауэр объявил верховным комиссаром и «главой государства Северной Африки». 15 ноября 1942 года Дарлан «от имени маршала Петэна» объявил об установлении новой власти – 16 ноября генерал де Голль объявил, что «Французский национальный комитет заявляет, что он не принимает никакого участия в переговорах, которые ведутся в Северной Африке с представителями Виши, и не берет на себя никакой ответственности за них. Если эти переговоры приведут к решениям, результатом которых будет закрепление режима Виши в Северной Африке, то эти решения не будут приняты «Сражающейся Францией». Американцы равнодушно плюнули на эту декларацию (кто такой для них был де Голль? Английский наемник без роду и племени!) и подписали с Дарланом как с главой признаваемого ими правительства, соглашение о сотрудничестве. Логику Рузвельта понять в этом случае можно – Дарлан априори соглашался забыть о восстановлении после войны Французской колониальной империи, а некоторые колонии, например Индокитай, не требовал вернуть после войны «законному владельцу». Понятно, что такой «глава французской администрации» был американцам куда милее де Голля, постоянно тралялякающего о «Великой Франции».
Англичане поняли, что все их усилия по «раскрутке» де Голля (стоившие им, между прочим, семьдесят миллионов полновесных фунтов стерлингов!) могут пойти прахом (хоть и вздорный сукин сын, но ведь свой!), и 24 декабря 1942 года 20-летний француз Ф. Шапель застрелил адмирала Дарлана. Теперь Рузвельту ничего не оставалось, как признать де Голля и его «Сражающуюся Францию» младшим партнером в своей игре, но, дабы уравновесить этого весьма плохо управляемого полковника, 26 декабря на пост «гражданского и военного главнокомандующего» Северной Африкой был назначен генерал Жиро. Теперь у англосаксов под началом находились две союзные им французские армии (ну, пусть не армии, а дивизионные боевые группы, но все равно, это были реальные воинские части, вооруженные и обученные), и им, хочешь не хочешь, все же пришлось прийти к общему знаменателю по «французской проблеме». Это была безусловная победа англичан – они принудили-таки надменных янки считаться со «своими» французами. Дело оставалось за малым – уговорить Жиро и де Голля встретиться и решить, кто из них будет главным, а кто – на подтанцовке. Учитывая, что к этому времени у де Голля за спиной уже имелись определенные военные успехи на Мадагаскаре, в Сомали и в Ливии, его шансы стать главой «французской администрации» были предпочтительней, чем у Жиро. Но у Жиро в руках находились рычаги управления Французской Северной Африкой, к тому же Рузвельт полагал именно его «своим человеком» в Алжире.
Черчилль понял, что американцы любым способом хотят избавиться от его протеже, и 17 января де Голль получил от Черчилля из Марокко телеграмму, в которой британский премьер-министр сообщал, что имеет возможность устроить ему секретную встречу с Жиро, и просил срочно прибыть для этого в Касабланку. Де Голль колебался, но 19 января он получил вторую телеграмму от Черчилля, в которой передавалось официальное приглашение Рузвельта срочно прибыть на переговоры и содержалась угроза в случае очередного отказа прекратить защиту интересов «Сражающейся Франции» перед США. Сие было уже чревато, и глава «Сражающейся Франции» вылетел в Касабланку.
Англосаксы предложили де Голлю «урегулирование французской проблемы» в следующем ключе: для управления французскими колониями, находящимися под юрисдикцией Виши или оккупированными союзниками, предполагалось создать комитет, возглавляемый Жиро, де Голлем и генералом Ж. Жоржем, а его членами назначить деятелей из администрации Виши – Ногеса, Буассона, Бержере и Пейрутона. В общем, это было бы сугубо марионеточное «правительство», целиком и полностью готовое плясать под дудку англосаксов. Де Голль отказался от участия в этом балагане, громко хлопнув дверью. Таким образом, «отжать» де Голля от управления заморскими французскими территориями или сделать из него голимого вассала у англосаксов не получилось – несмотря на все их старания…* * *
Кроме признания принципа «безоговорочной капитуляции» в качестве базиса ведения войны, конференция в Касабланке приняла еще одно, не менее важное решение – открытие Второго фронта путем высадки в Северной Франции было дружно решено перенести минимум на год. Вместо Северной Франции объектом для вторжения в Европу в 1943 году была избрана Южная Италия, и неважно, что Сицилия с точки зрения оказания «помощи русскому союзнику» была на порядок хуже Нормандии. По большому счету, на интересы этого самого «русского союзника» англосаксам было попросту плевать, что они доказали принятием принципа «безоговорочной капитуляции» без всяких консультаций с Москвой. К тому же англосаксонские генералы дружно убедили себя в том, что в случае вторжения союзных войск в Северную Францию немцы тут же перебросят свою авиацию из района Средиземного моря в Европу, поелику, дескать, Англия и США недостаточно сильны для нанесения одновременного удара на севере и на юге. Если же союзники предпримут вторжение в Италию, то это приведет к рассредоточению немецких ВВС, что крайне необходимо для осуществления продолжительного бомбардировочного наступления союзной авиации на Германию, являвшегося предпосылкой успешного вторжения в Европу. Более того, в случае успешного вторжения союзных войск в Италию англосаксы могли бы производить с итальянских аэродромов бомбардировочные налеты на Австрию, где располагалась значительная часть немецкой авиационной промышленности, главным образом заводы Мессершмитта в Винер-Нейштадте, и на Румынию, где находились основные источники снабжения Германии нефтью. Ну а то, что русским придется в сорок третьем году проливать реки крови в битве один на один с немцами на Восточно-Европейской равнине – так такая у них, азиатских варваров, тяжелая судьба.
