Интересно, понимает ли Ксения, что мы затеваем? Насколько эта история будет скандальной – не сам сайт, а именно история о двадцатилетней девушке, посвятившей сайт маньяку-убийце? Сколько человек, даже не заходя туда, скажут, что она пропагандирует насилие и провоцирует новые преступления?

Может быть, мы выпьем за успех, как ты считаешь? По-моему, ты придумала отличную штуку. Честно говоря, меня по-настоящему прет, давно такого не было. Давай по 50 водки – и по домам?

Ксения рассказывает о сайте, раскладывает перед Алексеем распечатки интервью и новостей, изредка попадаются черно-белые фотографии, нечеткие, почти сведенные на нет плохой печатью. Алексей слушает, кивает, иногда хмыкает одобрительно. Тридцатилетний мужчина, отец двоих детей, кажется, мальчик и девочка, надо бы уточнить как-нибудь, чтобы не ошибиться. Наверное, он переживает, что я моложе его, а уже начальница. Впрочем, виду не подает.

Черно-белые листы бумаги на столе, стараться не смотреть, стараться не прочесть ненароком ни слова. Что должно твориться в голове, чтобы человек отреза л женщинам соски, выжигал на теле узоры, вкладывал выдавленные из орбит глаза в анус и влагалище? Лучше не задавать себе этого вопроса, потому что тогда придется спросить себя: что творится в голове у тебя самой, вот уже неделю ты не находишь себе места и каждый вечер, засыпая, мастурбируешь, представляя себе вот эти самые подробности, нет, не опускай глаза на распечатки, потому что иначе тебя опять накроет темная волна, и сияющее предпразничное пространство вокруг начнет клубиться и сворачиваться у тебя за спиной, до тех пор, пока не останется ничего, кроме жара по всему телу, кома внизу живота, зуда, боли, предчувствия наслаждения.

Что творится у тебя в голове, я спрашиваю тебя, что творится у тебя в голове? Мы с тобой больные люди, как говорил обычно Саша, твой потерянный возлюбленный, пока ты смывала под душем его сперму со своих волос. И ты, морщась от прикосновения воды к рассеченной коже, отвечала ему: «Нет, милый, мы с тобой нормальные, здоровые люди. Знаешь, как ведут себя по-настоящему больные? Ты должен был бы сейчас кричать на меня Сука, это ты меня до этого довела! Я не такой!» Он подходил, нежно гладил по свежим рубцам и говорил: Нет, я такой и есть, и улыбался самой трогательной и открытой своей улыбкой. А еще, говорила ты, можно было бы вести себя как маньяк-убийца в плохом кино, плакать и клясться друг другу, что мы больше не будем. Будем, отвечал он, обязательно будем. Теперь ты знаешь – нет, больше не будем, все кончено.

Алексей принес твои пятьдесят грамм, блин, как все не вовремя, интересно, у обычных, ванильных, людей тоже так: возбуждение накатывает в самый неподходящий момент? Вот если сказать сейчас этому милому тридцатилетнему мальчику Алешенька, я бы хотела, чтобы ты отвел меня в туалет, поставил на колени и выебал в рот, то он, наверное, поперхнется своей водкой. А у него красивые руки, чем-то похожи на Левины, сильные, длинные пальцы. Интересно, что бы ты чувствовала, если бы он ласкал тебя ими внутри, если бы сжимал твои соски? Лучше все-таки об этом не думать, а быстро выпить, да, за успех, за успех нашего проекта, посмотреть на часы, сказать, что, наверное, пора домой. Забрать пальто в гардеробе, да, спасибо, очень мило с его стороны. Интересно, правду ли говорят, что американки не позволяют подавать им пальто или все-таки врут? Наверное, врут. Впрочем, ладно. Попрощаться, взять такси и домой.

Выходите на улицу, у Алексея звонит мобильный, он отвечает довольно громко, так что невольно ты слышишь: Нет, Оксаночка, я еще задержусь. Паша попросил обсудить с ним один спецпроект. Я вечером тебе расскажу. Значит, Паша попросил. Она у него, значит, ревнивая, Оксаночка. Мальчик и девочка или две девочки? Вот сейчас и надо спросить. Спрашиваешь: как дети? Отвечает: спасибо, хорошо, болеют только последний месяц. Какой-то чудовищный грипп. Значит, так и не ясно, кто у него там.

Останавливает такси, спрашивает: «Тебе куда?», говорит: «Я провожу». Вы забиваетесь на заднее сиденье, и на повороте он как бы невзначай прижимается к твоему бедру, а потом так и остается сидеть и говорит при этом, что каждому объекту из реального мира должен соответствовать объект из мира виртуального, так что в идеале каждое событие должно удостаиваться спецпроекта, жалко, что на это ни у кого не хватит ни сил, ни денег, а ты думаешь, какой бы спецпроект можно было сделать из истории твоего расставания с Сашей. Фотографии участников, описания пыток, которые придумал он и которые придумала ты, отдельно – те, что успели опробовать, и отдельно – те, что так и остались мечтами; несколько культурологических текстов, ссылка на ресурсы русского BDSM коммьюнити: SMLife, bdsm.org.ru и bondage.ru, еще какие-то ньюсгруппы. Ссылка на другие твои веб-проекты. Сашино резюме. Mpeg-файл с реконструкцией вашего финального разговора. Воспоминания хозяйки дома о том, как Саша был влюблен в нее в школе. Фотогалерея: твои ягодицы до и после свидания. А у Лешеньки действительно сильные руки, так что, может быть, в самом деле – закрыть глаза и протянуть губы для поцелуя. Конечно, он твой подчиненный, но, в конце концов, ты и не должна предлагать ему полную программу, можно ограничиться ванильным сексом, обычным, простым перепихоном.

В конце концов мужской член лучше фаллоимитатора. По крайней мере – разнообразие.

Он неглупый мужик, думает Ксения, а главное, у него есть чутье. Он согласится, потому что понимает: это – чистый верняк.

Они сидят втроем в Пашином кабинете, Сильверман за своим столом, наполовину скрытый монитором, Ксения и Алексей – на стульях, плечом к плечу. Скорее как соратники, чем как любовники, думает Ксения.

Она красивая девчонка, думает Паша, а главное, в ней чувствуется напор. В московских девочках редко встретишь такой напор, я бы скорее предположил, что она провинциалка, откуда-нибудь с Украины, с юга России, в крайнем случае – из Питера. Чувствую, рано или поздно она вытрясет из меня эти сто долларов прибавки – тем более, проект, который она предлагает – чистый верняк, отличная площадка, жаль, что я вынужден сказать «нет».

И он говорит «нет», и Ксения даже не удивляется, потому что уже прочла это «нет» по его лицу, но Алексей спрашивает со сдержанным негодованием: «Почему – нет?» Хороший партнер, думает о нем Ксения, хороший, но слишком нетерпеливый. Было бы интересно посмотреть, как он танцует. Ну так сначала ведь придется учить полгода. Вот ведь как все у меня сложно: что для танца, что для постели требуются квалифицированные специалисты. Вдобавок, это два разных типа квалификации: вот и получается, что все мои доминантные любовники – никудышные танцоры. Может, в самом деле научить его танцевать буги-вуги, а то что я все хожу на танцы одна, как девушка на выданье.

Молчит, держит паузу, думает Паша, умная девчонка. Помню, полгода назад я поставил ее начальницей над этими охламонами и был уверен, что сожрут, а смотри-ка – все хорошо получилось.

Потому что не те времена, говорит Паша и думает, что сам не помнит уже, когда были те времена. В детские годы застоя? Или позже, когда сначала русских выживали из Грозного, а потом другие русские сравняли Грозный с землей? Когда взорвались два дома на Каширке? Когда захватили театральный центр на Дубровке? Интересно все-таки, когда были те времена? Не знает ответа, но точно знает: сейчас – не те.