Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы были дважды в Берлине, мы были в Париже. Если судить по количеству русских военных походов и освободительных миссий — вообще вся Европа уже наша, русская. Мы просто пришли в Париж, погуляли, выпили шампанского, закусили, и… ушли, заплатив по ресторанным счетам и карточным долгам. Но оставили там православные храмы и хороших, добрых и искренних русских людей. Когда захотим, тогда и вернёмся. Вернуть Украину обратно не составит большого труда для России. Путин демонстрирует русское великодушие, следование международному праву, вежливость и корректность. Запад же не вынес никаких уроков из истории. Каждое столетие они отправляют к нам свою армию, каждый раз получают по хребту и сломя голову бегут, бросив всё, через Европу до самого Ла-Манша, зализывать раны. А потом вновь провоцируют, тыча палкой в берлогу спящего медведя. России не сложно было вернуть Украину сразу после майдана 2014 года. Но мы восемь лет демонстрировали миролюбие. Не от слабости. Не потому, что Россия не в состоянии. От величия. Россия смотрит на всё происходящее рассеяно, несколько лениво: ну что, опять? Опасная игра, затеянная американцами, сиюминутна в исторических масштабах. Всё, что они сейчас делают — ничего по большому счёту не меняет. Это всё наше, и мы всё вернём назад. В тот момент, когда глобалисты нас окончательно достанут, серьёзно заденут, когда мы по правде разозлимся, тогда никому не поздоровится. В Россию бросают оскорбления, нас пытаются задеть, а мы всё терпим, вздыхаем. Но когда закончим вздыхать, вот тогда опять… освободим Европу. Сначала Украину, потом заодно Польшу, Чехию, Словакию, Румынию, Венгрию. Что там ещё освободить? Германию? Пожалуйста! Освободим Германию, не впервой. От американской оккупации, от натовского сапога. Францию освободить — ради Бога! Великобританию? — Пускай разлагается на своём острове, её никто там не трогает, пусть только к другим не лезут. Но сейчас американцы, как говорится, нарываются. Они нарываются, а мы терпим. Пока…
Национализм в Европе и национализм в России — это совершенно разные вещи
Как верно заметил Жан-Мишель Карре, сейчас в России украинцев обвиняют в неонацизме и фашизме. При этом евразийцы, чья идеология стала мейнстримом в российском государстве, близки ко многим европейским деятелям, таким как Ален Сораль, Марин Ле Пен, Габор Вона, которых сами европейцы причисляют к крайним правым. Нет ли в этом некоего противоречия? — задаётся вопросом французский кинематографист.
Национализм в Европе есть попытка отстоять национальное государство и особенно его влияние на социальные и политические процессы перед угрозой либерального размывания нации — единственной формы европейского государства как такового. Либерализм пытается устранить политическую нацию как преграду для бесконечной, ничем не ограниченной наживы и раскрепощения. Свободная торговля и попытка достижения максимального экономического благосостояния помноженная на телесные наслаждения и половые эксперименты есть основа либеральной идеологии, в то время как нация постоянно мобилизует общество на совершение исторических подвигов, реализацию сверхцелей. Если либерализм провозглашает — «наживайся, живи в своё удовольствие», и это является целью, смыслом жизни, то нация ставит общие для всех задачи: она принуждает общество мобилизоваться, собираться, не даёт ему разлагаться, превращаться в биомассу, заставляет двигаться к историческим свершениям. То есть нация придаёт всему происходящему — государству и обществу — исторический смысл.
Сегодняшняя Европа разложена либерализмом до такой степени, что становится лёгкой добычей для любого. Она не имеет никаких исторических целей и смыслов, народы Европы лишились идентичности, без остатка вложив себя в политические нации. Но и эти нации — искусственные политические общности — подверглись рассыпанию и растворились в едином плавильном котле ЕС, что сделало Европу абсолютно податливой и управляемой. Кто это сделал? Тот, кто властвует сегодня над Европой.
Америка разложила Европу, лишила её всех типов идентичности, в том числе половой. Европеец перестал быть человеком: мужчина перестал быть мужчиной, а женщина — женщиной. Это последняя ступень. Дальше человек превращается в червя, потому что у него давно уже нет ни Духа, — ещё со времён окончания средневековья, — ни даже души, после того, как «Бог умер» в Европе. У европейца без Бога и души осталось лишь тело. Все степени свободы современного европейского жителя ограничены его телесностью. Вот с телом он свободен делать всё, что угодно. Хочешь — пирсинг, хочешь — татуировку. Даже можешь сменить пол. Это не запрещается, скорее, наоборот, приветствуется. Но это всё, что ты можешь. Больше ничего. Потому что у тебя больше ничего и нет. Ты — никто. Ты даже не отец и не мать. Ты родитель № 1, человек № 6835632958, вот