Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бизнесмен? И какой же у тебя с ним бизнес? – Насмешка отца ранила сильнее, чем пощечина.
– Я пришла к нему с деловым предложением. Очень хорошим деловым предложением.
– Почему ты не обратилась ко мне?
– Потому что… – «Потому что ты готов разрушить все, что может очернить образ нашей „счастливой семьи“». – Потому что мне хотелось сделать все самой.
И ей это почти удалось. Селене могла бы избежать теперешней ситуации, если бы просто пожала руку Стефану, после того как он согласился вложить в ее идею деньги. Но она позволила себе смешать бизнес и личную жизнь.
– Он использовал тебя. Ты это понимаешь, я надеюсь? Он использовал тебя, чтобы насолить мне, и в этом никто не виноват, кроме тебя. Ты дешевка!
Селене закрыла глаза, вспоминая, что она ощущала в объятиях Стефана. Она чувствовала себя не дешевкой, а особенной, красивой. Но все это оказалось ложью. Он принес ее в жертву своим амбициям.
– Я совершила ошибку.
– Мы объявим, что он заставил тебя. Физически он гораздо сильнее тебя, а ты была невинна. Никто не усомнится в правдивости этой истории.
– Нет! – В ужасе она открыла глаза. – Все произошло не так.
– Не важно, что случилось на самом деле. Главное – люди поверят. Я не желаю, чтобы была испорчена репутация нашей семьи. И моя репутация.
– У него тоже есть репутация. И он будет все отрицать.
Несмотря на боль, которую ей причинил Стефан, Селене чувствовала себя виноватой. Она позволила ему думать, что это он нанес ей синяки.
Выражение лица ее отца было холодным и расчетливым.
– Кого волнует правда? Грязь быстро прилипает к людям. К тому времени, когда ему удастся доказать свою невиновность, все забудут, что в этом была замешана ты.
– Нет. – Селене подняла голову. Я не стану лгать.
Наступила мертвая тишина.
– Ты мне перечишь?
У нее от страха свело живот.
– Я не могу так поступить.
У Селене в сумке были деньги. Гели хоть немного успокоить отца, возможно, ей еще удастся сбежать. Она уговорит мать уехать. Они покинут остров ночью. Она…
Отец подошел ближе. Он сжал кулаки:
– Гели тебе было хорошо с ним, почему ты вернулась?
«Ни слова о маме!»
– Я сбежала, потому что мне хотелось повеселиться, хотелось свободы. Мне скучно на Антаксосе. Но я не собиралась навсегда покинуть дом. И семью.
Селене чуть не подавилась, произнося эти слова, – семьи не должны быть такими. Семья – крепкий союз, скрепленный кровью и любовью. Их же соединяет только кровь, и слишком много этой крови было пролито.
– Значит, ты признаешь, что плохо себя вела? – Ставрос сжимал и разжимал кулаки. – Ты понимаешь, что заслуживаешь наказания?
Мысль о деньгах в сумке придала ей сил. Она продолжила:
– Я сожалею, что мое поведение расстроило тебя.
– Что у тебя в сумке?
У нее подогнулись колени.
– Одежда.
Отец вырвал у нее сумку. Селене зажала рот рукой. В сумке лежала ее последняя надежда на будущее. Затаив дыхание, она смотрела, как отец расстегивает молнию и небрежно вываливает содержимое. Сначала на пол полетело красное платье. Прекрасное красное платье, которое она взяла с собой назло Стефану. Лучше бы она его оставила. Отец поднял платье и разорвал его. Он догадался, как дорого ей это платье. Когда от платья не осталось ничего, кроме кучки лоскутков, он заметил свечи. Селене еле слышно застонала. Отец немедленно посмотрел на нее, сузив глаза, гадая о значимости того, что он держит в руке:
– Это и есть твое деловое предложение? Он рассмеялся тебе в лицо?
– Нет. – Ее губы еле шевелились. – Он сказал, что это очень хорошая идея.
– Потому что он решил сделать из меня дурака. Это то, что ты изобрела? Свечи? Мне стыдно за свою дочь.
Ставрос поднял с пола сумку, и сердце ее остановилось. Если он внимательно посмотрит… он заметит…
– Это все, – пробормотала Селене. – Больше там ничего нет.
Этим она признала свою вину.
Отец тут же начал внимательно осматривать сумку. Своими большими руками, которыми он превратил ее мать из неотразимой красавицы в забитое существо, Ставрос прощупал сумку и открыл все карманы. Ему удалось найти под вынимающимся дном пачку денег, перевязанную ее трусиками.
Отец развязал сексуальные трусики и с отвращением бросил их на пол:
– Ты это надевала, и он заплатил тебе наличными?
– Нет. То есть… – Селене замешкалась. – Эти деньги – только аванс за…
– За секс. – Ставрос медленно опустил сумку, его глаза застилал гнев. – Ты вызываешь у меня омерзение.
– Я уйду, и тебе больше не придется смотреть на меня.
– Уйдешь? – Его улыбка была устрашающей. – О нет. Ты никуда не уйдешь. Ты часть моей семьи, Селене, и это нельзя изменить. Ты останешься здесь и будешь мне благодарна за то, что я принял тебя обратно после того, как ты была с ним.
– Я не…
Удар был неожиданным. Селене врезалась головой в стену и соскользнула на пол, почувствовав во рту вкус крови. Она не могла пошевелиться, борясь с волнами подступающей тошноты, а его слова летели в нее, словно камни.
– Твоя мать, должно быть, обо всем знала.
«Твоя жена, – подумала Селене. Ее голова кружилась. – Она твоя жена».
– Я ничего ей не сказала.
Дотронувшись кончиками пальцев до своих губ, Селене поняла, что прикусила губу. Она пыталась подняться на ноги, но у нее не получалось.
– Когда я закончу с тобой, поговорю с ней, и она расскажет мне правду.
Угроза заставила ее встать.
– Держись от нее подальше! Если ты еще раз ее тронешь, я… – Селене покачнулась. – Я сообщу об этом полиции.
Ставрос засмеялся:
– Мы оба помним, что произошло в прошлый раз.
Селене снова опустилась на пол. Она ощутила безысходность. В полиции ей не поверили. А если бы поверили, никак не отреагировали бы. Ее отец был могущественным человеком и мог с помощью денег решить любые проблемы.
Что-то острое впилось ей в ладонь. Селене увидела, что оперлась на осколки стеклянной подставки для свечи. Она подняла один осколок, аккуратно, чтобы не порезаться, и как только отец набросился на нее, закрыла глаза и ударила его этим осколком. Ставрос завыл от боли и попятился назад. Конечно, этого было недостаточно, чтобы остановить его, но Селене получила несколько минут форы. Спотыкаясь, она выбежала из комнаты и направилась к выходу из поместья. Отец погонится за ней, и это хорошо. Пока он занят ею, он не тронет жену. Оставалось надеяться, что его пыл угаснет до того, как он убьет обеих женщин.