Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец погрузился в типичное для него сосредоточенное молчание, просто сидел, соединив большие пальцы рук, застенчиво склонив голову, как ребенок, получивший нагоняй, но в душе уверенный в своей правоте. А потом добавил:
– Да! Мы прошли через всю жизнь рука об руку, не разлучаясь ни на миг.
– Неужели между вами никогда не было ссор, размолвок? – спросил Ник.
– Никогда, – ни секунды не раздумывая, ответил отец. – Твоя сестра родилась довольно скоро. А пять лет спустя появился на свет ты. Но этот пятилетний промежуток помог нам обоим сохранить молодость. Женщине в зрелом возрасте чрезвычайно дорог второй ребенок, если первого она родила в юные годы. Я, пожалуй, не видел твою мать более счастливой, чем когда она была беременна тобой. Она сияла красотой и счастьем. Да… глядя, как живут другие, я частенько говорю себе, что такая пара и такой брак, как наш, редко встречаются нынче, – пожалуй, это просто исключение. Возможно, потому, что твоя мать была исключительной женщиной.
– Мне всегда хотелось побольше узнать о тебе и маме. Ты никогда раньше об этом не рассказывал.
– Ну вот, видишь, как полезно иногда навещать своего старика. Теперь ты знаешь, что супружеская жизнь может оказаться величайшим счастьем. Что мужчина и женщина могут прожить целый век вместе, ни разу не изменив друг другу. Такое бывает! Помни об этом.
– Но я считаю, что счастье возможно, лишь когда ты следуешь своим чувствам, своей интуиции, своим настоящим желаниям. Повинуясь долгу, обязательствам, постоянно ощущая вину и пытаясь, чтобы искупить ее, доставить радость другим, добьешься только того, что сам будешь несчастлив. Мне кажется, нужно по возможности принимать ниспосланное тебе счастье – не из эгоизма, но помня, что ты – часть единого мира, часть, неотделимая от других людей, – сказал Ник.
– Кто знает, может быть, ты и прав. Но тут возникает другой вопрос: должен ли человек добиваться собственного счастья за чужой счет? Все до единого сталкиваются с подобной проблемой.
– Но если наказать себя пуританским самопожертвованием в духе английского христианства, обиды и горя только прибавится. Станет ли от этого лучше тем, кого ты хочешь таким образом оградить от жестокой реальности жизни? – Теперь Ник смотрел прямо в глаза отцу.
– Люди все время просят совета. Просят совета, когда должны думать сами и решать свои проблемы сами, – тяжело вздохнув, ответил отец. – Я не могу влезть в твою голову, не могу прочувствовать то, что чувствуешь ты. Проще всего сказать: «Да, нельзя отказываться от своего счастья». Но у тебя ведь дочь, как быть с ней? Да и где гарантия, что твои отношения с той, другой, женщиной не придут к такому же финалу?
– Да нет, я не пытаюсь переложить свои проблемы на тебя или еще на кого-нибудь. Просто, когда проговариваешь что-то вслух, как-то сам начинаешь все лучше понимать. А что касается Дженнифер, то ее я не должен потерять ни при каких условиях. Это единственное, чего я знаю точно.
– Диалог между нашим осознанным «я» и тем, которое таится где-то глубоко внутри нас, происходит постоянно, то есть мы всегда прислушиваемся и к этому, сокровенному «я», не умолкающему никогда, – философски заметил отец. – Такое двуединство делает человека более уязвимым, ибо зачастую мы не знаем, как найти общий язык с этим неведомым «я», с той незнакомой личностью, что живет в каждом из нас. Сумеешь достичь компромисса с самим собой, сможешь решить все свои проблемы и понять, что делать дальше. Я так думаю. Но неужели у тебя не осталось никаких чувств к Анне?
– Если честно, я сомневаюсь, что у меня вообще были к ней по-настоящему серьезные чувства. Когда мы поженились, она была очень юна, наивна и трепетна. А своей хрупкостью, что неудивительно для балерины, чем-то напоминала мне маму. Я принял физическое влечение за любовь, думал, что Анна станет для меня таким же близким человеком, каким мама была для тебя. Теоретически я знал, что в каждом браке есть боль, злоба, разочарование, смятение и борьба. Но вы с мамой за всю жизнь друг другу злого слова не сказали, во всяком случае, на моей памяти. Ваш брак всегда служил для меня примером. И возможно, мой самообман был результатом того, что Анна так напоминала мне маму. Короче – все по Фрейду.
Отец засмеялся, но как-то грустно засмеялся и сменил тему, заговорив о своих проблемах со здоровьем.
Через какое-то время Ник сказал, что очень устал с дороги и хотел бы, если отец не возражает, ненадолго воспользоваться его компьютером – нужно отправить пару писем, а потом лег бы спать, поскольку накануне совсем не выспался.
Пока он отправлял письма, отец постелил ему в гостевой комнате и, пожелав спокойной ночи, тоже отправился спать.
Впрочем, письмо было только одно – Элизабет. Ник написал его, подчиняясь внутреннему порыву, как под гипнозом. Слова, рожденные в сердце и в душе, требовали выхода.Перед сном, решив немного почитать, Ник подошел к стеллажу и стал перебирать книги. «Надо же, отец сохранил их», – удивился он, обнаружив в заднем ряду мамины альбомы по анатомии, физиологии и биологии паукообразных.
В детстве Ник считал, что пауки – это насекомые, но оказалось, что они относятся к классу членистоногих, а наука, которая их изучает, называется арахнологией. Так вот, его мать была арахнологом. Мальчишкой он любил по секрету от мамы показывать друзьям яркие фотографии из этих альбомов. Никто из его приятелей не мог похвастаться ничем подобным. Ужасные пауки, запечатленные во всех подробностях, заставляли их «ахать», «охать», брезгливо морщиться, но неизменно вызывали восхищение, что добавляло популярности и самому Нику.
А отец – большой, сильный мужчина, который в молодости был неплохим боксером, никогда не дававший повода усомниться в своей мужественности, – боялся пауков. Причем не просто боялся, это была настоящая фобия – он физически не мог видеть пауков, даже на картинках. И как только его угораздило жениться на женщине с такой профессией, да еще и прожить с ней в счастливом браке столько лет?!
К этим альбомам отец никогда не притрагивался. Мама тщательно прятала их от него, чтобы они ненароком не попались ему на глаза. Тем удивительнее было для Ника, что отец их сохранил.
Перелистывая один из альбомов, Ник вдруг обнаружил между страниц сложенный листок бумаги, развернув который понял, что это письмо, адресованное матери. Даже не отдавая себе отчета в том, что делает, он прочитал его… и был потрясен до глубины души....
«Любимая!
Это мое прощальное письмо, поскольку врачи говорят, что мне осталось жить не больше месяца. Но для меня очень важно, чтобы ты знала, что благодаря тебе я умираю счастливым человеком.
Сколько раз мы вместе вспоминали и переживали вновь тот дивный миг, когда, услышав мое признание в любви, ты обернулась и взглянула на меня. Этим взглядом ты вверяла себя мне, как и я – ни минуты не думая – отдавал себя тебе.
Вскоре я уже знал все о твоей жизни, о нескольких увлечениях, не оставивших следа у тебя в душе, о привязанности к мужу, рядом с которым ты, тем не менее, чувствовала себя глубоко одинокой… И с того момента я постиг для себя главную истину: ты – моя жена. Небо даровало мне это блаженство, как дарует иногда тем, кто разуверился в любви. А вторым его даром стал наш ребенок, сын, который – увы! – не сможет носить моего имени, но вырастет подле тебя и будет залогом того, что я никогда тебя не покину.
