— Ты так внимателен ко мне, что мне хочется плакать.

— Я всегда к тебе внимателен.

— Не всегда. Обычно ты держишься отчужденно. Нет, не уходи, — поспешно сказала она, когда Ник начал выпрямляться. — Я просто хочу поблагодарить тебя за то, что ты не говоришь мне, что я сама во всем виновата.

— Каким образом это тебе помогает?

Она издала звук, похожий не то на смешок, не то на всхлип.

— О Ник. Вот это уже больше на тебя похоже. — Она подняла голову и слабо улыбнулась. — Я рада, что ты мой брат. Ты это знаешь?

Ник пожал плечами.

— Как у тебя дела?

Он отвернулся:

— Прекрасно.

— Ты не хочешь поговорить со мной о Кендейс и о ее странном заявлении?

— Ты не оставишь меня в покое, пока я этого не сделаю?

— Возможно. Я целую неделю тебя не трогала — не хотела совать нос в чужие дела. — Немного помедлив, она спросила: — Ник, у тебя был с ней роман?

Это возмутило его.

— Нет! Полагаю, мне придется привыкать к подобной реакции. Если ты, моя сестра, это подумала, чего ждать от остальных?

— Если у тебя не было с ней романа, она не может быть матерью Дженни.

— Снова ошибаешься. — Он криво усмехнулся. — Выяснилось, что Джилли наняла суррогатную мать, и сама притворялась беременной.

— Суррогатную мать? — Глаза Элисон округлились. — Кендейс?

Ник кивнул.

— Значит, Кендейс сказала правду? Она действительно мать Дженни?

— Да. Анализ ДНК это доказал.

Его сестра положила локти на стол:

— Должно быть, она это спланировала, чтобы пробраться твой дом.

Нику хотелось согласиться с Элисон, но он прекрасно понимал, что Кендейс не смогла бы такое провернуть.

Она не такая, как его покойная жена.

— Не думаю, что это было возможно. Согласись, она не могла сделать так, чтобы Дженни заболела.

— Но она узнала ее имя в тот вечер, когда мы приехали в больницу, и не преминула этим воспользоваться.

— Вероятно, она просто проявила любопытство.

— Полагаю, ты прав. Какая женщина не повела бы себя так же в подобной ситуации. Любая мать хочет знать, что с ее ребенком все в порядке. Я все для нее упростила. Мои мальчики в тот день были просто невыносимы. — Она вздохнула. — С ней было так легко разговаривать. Она проявляла такой интерес к мальчикам и Дженни… Я рассказала ей о том, что Маргарет уволилась в самое неподходящее время. Тогда она сказала, что не против занять ее место, поскольку работает в больнице не на полную ставку. Мне так жаль, Ник.

Он не ответил, и она закрыла лицо руками:

— В последнее время я все порчу, не так ли?

— Не беспокойся об этом. — Потрепав Элисон по плечу, он уставился в окно и спросил: — Ты упоминала, что я был в отъезде?

— Кажется, да.

Безусловно, это укрепило уверенность Кендейс и том, что Дженни в ней нуждается, но говорить об этом Элисон не стоит. Ей и так сейчас нелегко.

— Что ты будешь делать? — спросила его сестра.

— Пока не знаю.

Ему несвойственно колебаться. Это противоречит его решительному характеру. Но сейчас он прежде всего должен думать о том, что нужно Дженни.

— Могло быть гораздо хуже, — сказала Элисон.

— Хуже? — Что она имеет в виду?

— Джилли могла бы взять на место няни какую-нибудь тупицу вроде тех, которых выбирала себе в подруги. Мои сыновья говорят, что Кендейс крутая. — Поднявшись, Элисон взяла свою сумочку. — По дороге домой я, может быть, загляну к вам и поболтаю с ней. Спасибо, что выслушал меня, Ник. Теперь мне гораздо лучше.

Если он правильно понял, его сестра собирается построить доверительные отношения с женщиной, которую считает нужной для Дженни. Ему тоже следует это сделать, но он пока не готов смотреть на Кендейс как на мать его дочери. Пока он видит в ней красивую, сексуальную женщину, которую недавно обнимал и целовал.

Которую ему хочется поскорее увидеть. Работа подождёт!

— Знаешь что? — Он улыбнулся. — Наверное, я уже не смогу сегодня сконцентрироваться на работе. Я поеду с тобой. Мне необходимо развеяться.

Ник проигнорировал удивленный взгляд сестры. Сначала Паулин, теперь Элисон. Неужели он перестает быть трудоголиком?

Когда Кендейс и Дженни прибыли в реабилитационную клинику, Кэтрин Моррисон отдыхала в своей комнате. Она выглядела бледной и усталой.

— Как ты себя чувствуешь, мама?

— Я видела и лучшие деньки. — Губы пожилой женщины изогнулись в улыбке, и Кендейс захотелось поаплодировать ее смелости.

— Тут кое-кто хочет с тобой познакомиться. Мама, это Дженни, — сказала она, доставая малышку из коляски.

Кэтрин вытащила руки из-под мягкого пледа, который Кендейс ей подарила, когда перевезла ее сюда из больницы пять месяцев назад. Обстановка в комнате по-домашнему уютная. У окна стоит мягкое кресло, в котором Кэтрин любит сидеть в солнечные дни. Его тоже купила Кендейс. Туалетный столик Кендейс привезла из дома матери. На нем стоят флакончики с любимыми духами Кэтрин, а на книжной полке в углу — фотографии в рамках и всевозможные безделушки.

— Привет, Дженни, — сказала пожилая женщина, взяв маленькие ручки девочки в свои.

Сможет ли она когда-нибудь сказать матери, что это ее внучка? В горле у Кендейс образовался комок.

— Я забочусь о ней.

— А как же больница, дорогая? Я думала, что после того, как ты устроила меня сюда, ты вернулась к работе на полную ставку.

— Я вернусь, как только буду готова.

В последние четыре месяца своей беременности Кендейс не виделась с матерью. Она объяснила ей это тем, что решила отправиться в путешествие. Джилли предложила ей деньги, чтобы она смогла превратить эту выдумку в реальность, но Кендейс отказалась от столь щедрого подарка. Вместо этого она сняла коттедж в небольшом прибрежном городке в часе езды от Окленда и тихо там жила, тогда как ее родственники и друзья думали, что она находится на другом конце земного шара. Джилли тем временем обманывала свою семью, делая вид, что беременна.

Возможно, именно поэтому она так часто навещала Кендейс. Иногда она даже ночевала в спальне для гостей, которая была чуть больше кладовки. Только во время этих визитов она могла отдохнуть от своей лжи, поскольку Кендейс единственная знала, что она не беременна. Теперь Кендейс понимала, что ее частые отлучки укрепили подозрения Ника в том, что она ему изменяла.

После рождения Дженни Кендейс почувствовала себя опустошенной. Расставание с ребенком, которого она девять месяцев носила под сердцем, оказалось болезненным. Она тосковала по малышке.