Он оглянулся на Лаи.

– И снимите, наконец, комбинезон. Вы его извозите.

Барнарда, 14 декабря 2309 года по земному календарю.

– А вы имели успех, – сказал Лаи, обмахиваясь программкой заседания. – Заметили, как вас слушали?

– Да уж, – Лика закашлялась, прочищая горло. – Никогда не приходилось так долго вещать на маорийском. Чувствуешь себя оперной певицей.

– Вас должно утешать то, что для многих наших докладчиков это ещё труднее, – яркие глаза Лаи на мгновение задержались на ней. Лика снова ощутила непривычное смущение.

– Во всяком случае, – сказала она, чтобы одолеть эту помеху, – не такая уж и глупая идея – цветочный венок, когда читаешь доклад по-маорийски.

– Для меня с самого начала было очевидно, что у вас есть чувство стиля.

К ним присоединились Коннолли и Доран, возвратившиеся с фуршета. Доран был всё в той же апельсиновой рубахе, заметной даже среди барнардских официальных костюмов. Щёки его горели – не понимая ни слова ни по-английски, ни на маори, он тем не менее превосходно понял намерение Коннолли выпить с ним за знакомство. Надо полагать, Патрик подошёл к этой задаче не чисто формально, так как Доран пребывал уже в довольно обаятельном виде.

– Hi! – воскликнул Доран, в один приём израсходовав весь свой запас земных слов. Лика подозрительно глянула на него.

– High indeed.5 Патрик, тебе не кажется, что вы перестарались?

– Лика, не пуританствуй, – ответил Коннолли. – Если принимающая сторона ставит выпивку, то уж наверно не для декорации.

– Вы оба ненормальные. Виктор собирался показать нам музей…

Лаи поймал хохочущего Дорана за плечи.

– Ничего страшного, – он на несколько секунд притиснул племянника к себе. Выглядело это довольно несуразно, так как Лаи-младший был сантиметров на пять выше старшего. – Доран вполне адекватен. Для того, чтобы его выставили из музея, ему нужно столько, сколько ни на одном фуршете не дадут.

– Ну да, – с сомнением проронила Лика. Лаи отпустил Дорана, дав ему напоследок любовный тычок в спину.

– Пойдёмте смотреть музей.

Университет соединяла с музеем крытая стеклянная галерея, дугой пролетавшая над внутренним двором. В музее она резко изгибалась и переходила в открытый балкон, который обтекал музейный зал по всему периметру. Архитектурный стиль балкона чем-то напоминал Гауди. С высоты его открывался вид на центральный зал музея. Там размещалась коллекция скульптуры.

– Отсюда обзор лучше всего, – сказал Лаи, подходя к перилам. – Но, если вас заинтересуют какие-то конкретные экспонаты, можно спуститься.

– Да не мешало бы, – Коннолли поглядел вниз. – Маловаты для того, чтобы любоваться издали.

– Успеем спуститься, – недовольно ответила Лика. – Я отсюда хочу взглянуть.

Язык у Патрика и без вина хуже спортивного комментатора, подумала она – вываливает всё подряд, так что не знаешь, куда деваться. Барнардские статуи действительно были невелики – самая большая из них едва на голову превышала рост среднего барнардца. Благодаря постаментам они возвышались над посетителями, прогуливавшимися в зале, но вкус к монументальности в них напрочь отсутствовал. Похоже, он был в принципе чужд барнардцам. Большинство статуй были из дерева или керамики – камня было очень мало, а металл отсутствовал вовсе. Возможно, это объяснялось нехваткой металлических руд на Барнарде – расходовать тонны железа, меди и алюминия на статуи было здесь непозволительным расточительством. А может, дело было в своеобразии эстетических пристрастий барнардцев. Позы статуй были лёгкими и элегантными, черты лиц и складки одежд тщательно отделаны. Очутись здесь «Давид» Микеланджело, он показался бы слоном в посудной лавке, подумалось Лике.

– А вот и наш друг Науит, – Лаи указал в правую часть зала. Фигуру в доспехах Лика узнала мгновенно. Она не заметила её раньше потому, что статуя была не такого цвета, как в парке. Парковая реплика была сделана из какого-то серо-зелёного материала вроде бетона; оригинал оказался терракотовым, приятного светло-коричневого оттенка. И он был меньше.

– Давайте спустимся, – взволнованно сказала Лика. Ей не терпелось рассмотреть статую поближе. Все четверо двинулись по лестнице, сбегавшей с галереи в зал, причём Доран перепрыгивал через две-три ступеньки. Один раз Лаи даже пришлось придержать его за пояс, потому что он едва не поскользнулся.

– Будешь проводить научное сопоставление с Тарасом Бульбой? – задиристо бросил Коннолли. Ему совершенно не хотелось подходить к этой статуе – она напомнила ему об утреннем инциденте, и он удивлялся, зачем это нужно Лике. Он-то не был свидетелем злосчастного эпизода, и всё равно ему сделалось не по себе при виде коленопреклонённого Науита.

Лика не обратила ни малейшего внимания на его попытку съязвить; она приблизилась к статуе вплотную и жадно изучала её.

– Так это подлинник? – на всякий случай спросила она. Лаи подтвердил кивком. Она обошла вокруг статуи и остановилась с другой стороны.

Теперь она понимала, почему Лаи так пренебрежительно отнёсся к статуе в парке. Парковая была современным слепком, и довольно грубым. Здесь же тёплая золотисто-коричневая керамика была до последнего квадратного сантиметра с любовью заглажена пальцами мастера – то, что именно пальцами, Лика поняла сразу, потому что глина во многих местах сохранила узоры его отпечатков. Только волос и усов коснулся резец, процарапав извивы тончайших штрихов. Между подкрашенных чёрным бровей лежала глубокая морщина, рот печально сжат, пальцы сплетены на рукояти меча. Почему у него такое лицо? Лика сделала ещё полшага в сторону и увидела тщательно вылепленный длинный рубец на голове. Вот, значит, что, он ранен…

Даже Доран утих и, затаив дыхание, разглядывал терракотовую фигуру. Лика всмотрелась в отпечатки пальцев на керамике. Руки Миая Эйи… Художник мёртв уже несколько веков – а отпечатки вот они, остались. И пожалуй, переживут не одно поколение посетителей музея. Эта скульптура помнит, кто её создал. Может быть, именно поэтому барнардцы не высекают статуй из камня?

– Вам нравится? – тихо спросил Лаи, подойдя к ней сзади. Лика повернулась.

– А вам? – ответила она вопросом на вопрос.

– Для меня это больше, чем «нравиться».

Она знала, почему он в этот раз не прошёлся на тему неправильных доспехов и исторической недостоверности легенды о Науите.

– Вас это удивляет?

Лика покачала головой в помятом цветочном венке.

– Ничуть. Это только естественно.

Неспешно разглядывая остальные статуи, они двинулись к выходу в следующий зал. Коннолли исследовал экспонаты с чем-то средним между любопытством и разочарованностью. Он отдал должное технике исполнения, но тематика и стиль барнардской скульптуры его не особенно привлекали. Тем не менее он поинтересовался, когда жил Миай Эйи.