Этот поступок Тернера стал для Шейлы новым откровением, и она вдруг ясно увидела, что за суровыми и бесстрастными чертами лица этого мужчины скрывалась глубокая, нежная и огромная, как просторы Монтаны, душа. От этой мысли на ее глаза навернулись слезы.

— Ты скоро выйдешь? — спросила Эбби.

— Как только закончу работу.

— Я жду не дождусь, когда услышу твои песни.

— Они просто ужасны. Это самое худшее, что я когда-либо сочиняла.

Шейла закончила песни для Хэллоуина, но ее преследовала другая песня, постоянно вторгаясь в ее мысли. Шейла знала, что не успокоится, пока не запишет ее.

Она достала свой секретный листок, распрямила его и прочла то, что было написано, а затем добавила еще несколько строк.

Шейла перечитала то, что написала, покачала головой, удивляясь своим глупым фантазиям, и снова спрятала сочинение среди других бумаг.

Она взяла жакет, положила в карман кассету и вышла из дома. Все обрадовались ей, как будто Шейла была членом их семьи.

А есть ли у нее вообще родной дом и семья?

Тернер предложил ей плетеное кресло рядом с ним, и Шейла села в него. Огонь жарко потрескивал, на огромном небе Монтаны мерцали яркие созвездия, каких она никогда раньше не видела.

— Слава богу, что ты пришла, — пробормотал Тернер. — Даниэлла угрожала научить Ники «Девяноста девяти пивным бутылкам на стене».

— Тогда он наверняка несколько недель подряд издевался бы над нами, — согласилась Шейла с притворным ужасом. — Возможно, несколько месяцев.

— Ты недооцениваешь моего племянника. Он использовал бы это оружие по крайней мере до своего восемнадцатилетия.

— Не шепчитесь. У вас есть какая-то тайна? — поинтересовалась Даниэлла.

— Да. Секретная песня.

У Шейлы замерло сердце. Как он мог узнать об этом? Неужели листок выпал из ее блокнота?

Но это оказалось случайным совпадением.

— Она собирается спеть ее прямо сейчас, правда, Шейла? — ласково спросил Тернер.

— О, да, спой свои песни для Хэллоуина, — настаивала Даниэлла.

— Ники будет ковбоем на Хэллоуин, — заявил Ники, украдкой бросив на Тернера восхищенный взгляд. — Шейла, пой сейчас же.

И она запела.

Дети пришли в восторг от ее песен. Шейле пришлось спеть каждую песню несколько раз, только тогда они успокоились.

Настало время ложиться спать.

Шейла взглянула на палатку. И зачем она согласилась переночевать в ней? Под одной крышей с Тернером. И теперь их не будут разделять ни стены, ни двери. Господи, и в чем спит такой мужчина?

Шейла пошла с Ники в дом и помогла ему надеть пижаму.

— Хочешь взять с собой Ральфа? — спросила Шейла, неожиданно вспомнив, что давно не видела вязаного динозавра в руках малыша.

— Нет. Теперь у Ники есть настоящие друзья.

Шейла попыталась обнять его, но Ники выскользнул из ее объятий и выскочил за дверь.

Теперь надо подумать, что ей надеть для сна. У нее была ночная рубашка, но, взглянув на нее, Шейла вдруг почувствовала отвращение.

Шейла неохотно вышла из дома. На улице теперь заметно похолодало.

Она проскользнула в палатку.

Тернер уже сидел там. Его лицо озарял свет карманного фонарика.

— Ники спит здесь, — заявил Ники. — Даниэлла здесь, а Шейла здесь.

— Значит, ты будешь спать в окружении своих любимых девушек, — сказал Тернер и принялся разворачивать спальные мешки.

Помогая ему, Шейла подумала, что они с Тернером похожи на родителей, заботливо укутывающих детей в спальные мешки.

И на нее вдруг нахлынула такая острая тоска, что захватило дух.

Когда дети угомонились и спокойно лежали в своих спальных мешках, Шейла и Тернер наконец взглянули друг на друга.

Ей хотелось, чтобы он тоже укутал ее в спальный мешок и еще раз поцеловал.

Но Шейла не увидела в его глазах ответного желания.

— Спокойной ночи, — застенчиво сказала она.

Тернер выключил фонарик, и палатка погрузилась в темноту.

— Спокойной ночи, — ответил он.

Шейла подумала, что не заснет сегодня.

Она всегда плохо спала, так как днем получала массу впечатлений, а ночью мысли о происшедшем за день не давали уснуть и мучили ее.

Но здесь Шейла спала как убитая и ничего не чувствовала…

Хорошенькое дельце, думал Тернер и, закинув руки за голову, напряженно вглядывался в потолок палатки. Но разве не он сам подал эту глупую идею?

Да, он попал из огня да в полымя. Все дело в Шейле, которая сейчас спокойно лежала рядом, это из-за нее он не мог заснуть. Его будоражили воспоминания о той искренней радости, озарявшей ее лицо, когда она скакала верхом, о сладости ее губ и чудесном запахе ее волос.

А ведь еще несколько дней назад он и не подозревал, что такое бессонница.

На следующее утро он проснулся оттого, что Ники и Даниэлла радостно скакали на его животе.

Спальный мешок Шейлы был пуст.

Когда он, пошатываясь, вошел в дом, кофе уже был готов, а Эбби и Шейла сидели за столом.

— Ты не выспался? — спросила Эбби, с любопытством изучая его лицо.

— Я чудесно выспался, — проворчал Тернер. — Никогда еще я не спал так хорошо.

— Тернер, Шейла должна сегодня отправить по факсу свои песни, поэтому я собираюсь отвезти ее и детей ко мне домой. Я хотела бы, чтобы Ники познакомился со своим дядей Питером. Думаю, мы останемся там на ночь. А может быть, немного дольше. Ты не возражаешь?

— Конечно, нет, — небрежно ответил он, вполуха слушая, как Эбби говорила ему, что собирается взять машину Шейлы и оставить здесь свой фургон.

Сегодня он наконец будет спать в своей постели. Здесь воцарятся тишина и спокойствие, и у него появится возможность продолжить работу с жеребятами и наверстать упущенное.

Но почему вдруг в его голове молнией мелькнула мысль: берегись того, к чему стремишься?

У Эбби и Питера был очень красивый особняк из бревен и камня.

Муж Эбби оказался застенчивым и симпатичным парнем, который обожал свою жену и дочь.

— Тернер подарил нам этот дом на свадьбу, — сказала Эбби. — Здесь прошло наше с Ником детство. Когда мы с Питером поженились, Тернер настоял, чтобы мы жили здесь отдельно. Он сказал, что этот дом чересчур большой для него одного и что он может поддаться соблазну, превратив половину дома в конюшню. Этого хватило, чтобы я согласилась. Мы по-прежнему поровну владеем с ним ранчо, но он обожает своих лошадей. Иногда даже больше, чем людей.