– Странно, – согласилась я. – Но еще более странно было бы, если бы это все не казалось странным, так ведь?

– Справедливо. – Марк попятился, переступая старыми, потрепанными теннисками. – Но пообщаться было бы очень приятно. Телефон у меня прежний. Ты мне напиши или еще что…

Тенниски. Он играл в теннис. Вот, значит, где он с ней познакомился!

– Угу. – Я кивнула, постаравшись этим жестом придать немного живости уныло свисающим волосам. Почему я не могу придумать, как ответить? Где мои остроумные реплики? Да еще руки заняты, не получится даже врезать мерзавцу! Так мы и стояли, и его снисходительная улыбочка становилась все меньше и меньше. Зато я злилась все больше и больше, пока не достигла точки кипения. И тут я вспомнила, как помочилась в его несессер и села на первый самолет в Нью-Йорк. Неожиданно мне полегчало. – Мне надо идти. Папа ждет.

Думаю, последний раз я говорила это Марку, когда нам было лет по семнадцать и мы целовались перед «Каризмой» в три часа ночи. Как летит время…

– Хорошо. – На долю секунды Марк положил мне на плечо свою жесткую руку, но тут же отдернул ее. Глаза у меня округлились, как у лемура, и я непроизвольно отпрянула. – В общем, ты нам позвони!

Не отвечая, я пятилась до тех пор, пока не уперлась спиной в дверцу морозильника, после чего уронила покупки и бегом кинулась в ближайший проход.

– Я уж думал, ты в Нью-Йорк улетела! – Папин голос заглушил мое частое дыхание, когда я следила через стойку с чипсами «Кеттл» за Марком, который застыл у своей тележки, явно озадаченный горой брошенных покупок. – Дочка, где тебя битый час носит? Где паста? Мама уже у кассы.

Я повернулась к папе. Улыбка, рождающая лучики-морщинки вокруг папиных голубых глаз, пропала, и взгляд стал настороженным.

– Энджел, что случилось?

– Можно мне ключи от машины? – тихо попросила я. Я не буду плакать в «Уэйтроузе». На свете нет ничего более жалкого, чем девица, рыдающая в «Уэйтроузе».

– Конечно! – Он покопался в кармане и вытащил сверкающую серебристую связку. – С тобой все в порядке?

– Я не нашла помидоров, – пробормотала я, вытирая свое чумазое лицо рукавами полосатой футболки, натянув их поверх кулаков, которые не могла разжать. – И мини-чеддеров. И пасты. – Тот факт, что мы стояли у полки с двадцатью пятью пакетиками мини-чеддеров, несколько подрывал достоверность моих слов. Папа посмотрел на меня, потом на полки с чипсами и шагнул в сторону, чтобы заглянуть мне за спину. Я не смогла заставить себя обернуться и проверить, стоит ли там Марк или ушел, но папино медвежье рычание подтвердило, что стоит.

– Закон подлости, – сочувственно произнес он и решительно вложил ключи мне в руку. – Иди в машину. Матери я сам все принесу. Тебе что-нибудь взять?

– Нет, – прошептала я. – Спасибо, пап.

Все, чего мне сейчас хотелось, – это поехать домой. И я не имею в виду дом родителей.

Почти час спустя после того, как я одолела подъем на второй этаж и завернулась в свое детское одеяло, я все еще не могла заснуть. Чертова разница во времени! Не помню, чтобы я так уставала, но всякий раз, стоило закрыть глаза, я видела ухмыляющегося Марка и ту дрянь, выглядывающую в окно машины из-за его спины.

За неимением лучшей альтернативы я села, отдуваясь, сердито посопела, открыла ноутбук и перечитала презентацию для «Глянца». Снова. И снова. Через пятнадцать минут успокаивающих утверждений, фактов и цифр я просматривала другие важные источники – личную почту, письма по работе, «Фейсбук», «Перец Хилтон», «Блумингсдейл. ком»… Я уже почти купила уцененное платье-чехол от «Теори», когда разница во времени наконец нагнала меня. Откидываясь на подушки, я успела поймать свое отражение в мониторе и пожелала себе в выходной не выглядеть Джаббой Хатт[13].

* * *

– Вылезай из кровати, ленивая соня!

Слух вернулся раньше, чем открылись глаза. Привычно потянувшись к Алексу, я наткнулась на холодную твердую стенку. Подушки казались неудобными. А рядом кто-то ел «Монстр манч» с маринованным луком. Я перевернулась на бок и приоткрыла один глаз: Луиза в широких мешковатых джинсах и небесно-голубой футболке, с волосами, собранными на макушке в хвост, прислонилась к дверному косяку, хрумкая чипсами. В одну секунду мне снова стало пятнадцать лет.

– Отвали, я устала, – заявила я, не в силах скрыть радость в голосе, и отвернулась к стене. – Дай чипсов! Смертельно хочу есть.

– Хорошо, что я тебе принесла. Выглядишь паршиво.

Измятый пакетик приземлился прямо мне на голову, став необходимым стимулом для окончательного пробуждения.

– Прости, что я не приехала в аэропорт! – Луиза запрыгнула на кровать, как золотистый лабрадор, и обняла меня за шею. – Грейс приболела, я не могла оставить ее с Тимом. Он такая баба, когда она плачет…

– А где ребенок-то? – спросила я, в ответ обнимая Луизу с такой силой, что у нее затрещали кости. Наконец-то в этой поездке случилось что-то хорошее! – Ты ведь не оставила ее в машине? Иначе твоя родительская ответственность не выдерживает никакой критики.

– До Грейс дорвалась твоя мама, – ответила Луиза, высвободившись из моих объятий и возвращаясь к «Монстр манч». Я с облегчением вздохнула и сделала то же самое. Чудесная, восхитительная мариновано-луковая вкуснятина. – Десять минут я могу отдохнуть. Ты в безопасности.

– В безопасности? – Я резко села, натянув футболку на трусы. – Ты отдала младенца моей матери, когда у меня жених летит сюда, чтобы с ней познакомиться, и считаешь, что я в безопасности? Ее вторичные биологические часы окончательно спятят!

– Кстати, о женихе. – Луиза бросила опустевший пакет на пол, вытерла руку о джинсы и схватилась за мой палец с кольцом. – Вот это да!

Удивительный все-таки человек Луиза. Я не видела эту женщину целый год, а до этого чуть не сорвала ее свадьбу, но вот мы как ни в чем не бывало сидим на кровати, уплетаем чипсы и болтаем о мальчиках, будто только что вернулись после особенно скучного урока истории, на котором повторяли материал к экзамену на аттестат зрелости. Иным романам суждено длиться всю жизнь. Дружба, закаленная в огнях дня рождения под песни «Take that», с годами только крепнет.

– Да. – Я выставила руку с растопыренными пальцами перед собой, но тут же снова сунула ее в «Монстр манч». Как я уже сказала, некоторые романы длятся всю жизнь. – Мальчик старался.

– Да уж, да уж.

Луиза вытянула ноги через всю кровать и оглядела комнату. Думаю, ей тоже показалось странным, что моя мать сохранила всю обстановку нетронутой, словно некий мемориал в память о моем переходном возрасте. Отчего кого-то может посетить желание увековечить эпоху «Энджел, 16–18 лет», выше моего понимания. Слава Богу, она хотя бы сняла вырезки из «Музыкального экспресса», которые я прикрепила кнопками к стене. И все равно было неловко.