Она согласно кивнула, мол, понятно, а я уселась в кресло переживать. Я с подозрением следила за манипуляциями парикмахера, но, вскоре успокоилась. Похоже, дама дело свое знала и инструмент был вполне подходящий. А я очень уважаю людей, знающих свое дело.

Пролетел час. Я попросила телефон и позвонила Ленке.

— Я вас слушаю?! — Ленка была деловита и спокойна. Как танк.

— Дорогая, это я! — Я искоса глянула на парикмахершу. Она деликатно отошла. На один шаг. — Как дела?

— Интереснейшие новости. Но не по телефону. Дальше... У меня, то есть у тебя, полный порядок. Единственное, вылет не в восемь утра, а в шестнадцать тридцать. Но не беда. Юлька позвонила, машину взяла без проблем, сделали все... Так, что еще... Вроде все. Встречаемся, как договорились. Только все же давай сразу по плану Б, а? Ну, чем черт не шутит, мало ли. Никому доверять нельзя. Как ты считаешь?

Я считала точно так же, поэтому с Ленкой согласилась:

—Давай по Б, только не суйтесь на глаза, он ведь мою машину знает.

— Ага. Мне тут еще переговорить с человечком надо, и я свободна. Пока, дорогая!

— Пока!

По плану А мы шли на встречу с Сашей втроем. По плану Б я отправлялась к Саше одна, решив на всякий случай перестраховаться и не показывать, что девчонки в курсе событий. Однако, если я сочту, что они нужны, я должна закурить, и «проходящие мимо» подруги к нам присоединятся.

Положив телефонную трубку, я снова покосилась на парикмахершу. Во время моего разговора она стояла за креслом, едва не навалившись на его спинку. Вдобавок она так сопела мне на ухо, что я плохо слышала Ленку. По всей видимости, у нее проблемы со слухом, оттого бедняжка и маялась.

Взглянув на себя в зеркало, сначала я, честно сказать, вздрогнула, но сразу взяла себя в руки. Выглядела я страшно непривычно, но вполне миленько. Я бы даже сказала — премиленько. Немедленно простив парикмахерше ее любопытство, я улыбнулась, продемонстрировав все, что ещё совсем недавно с таким усердием полировал мой дантист. Я сделалась теперь блондинкой, и мое каре до плеч превратилось в коротенькую озорную стрижку. Я так сама себе понравилась, что, глядя в зеркало, чуть было не исполнила нечто веселенькое и ритмичное. Но, вовремя опомнившись, рассыпалась в благодарностях и оставила щедрые чаевые. Распрощавшись, я вышла на улицу, сияя, словно подсолнух. Понимая, что настроение абсолютно не соответствует предстоящей встрече, я раздумывала, чем бы его испортить, чтобы придать себе вид голодной лани.

Глянув на часы, я ахнула. До встречи с Сашей оставалось семь минут, а мне идти не меньше. Не могу же я влететь в сквер, словно бронепоезд под парами. Я планировала сидеть там с грустно опущенной головой, тяжко вздыхая. Саша всегда очень чутко реагировал, когда я была расстроена, и гарантированно добиться от него помощи можно, лишь заставив его поверить, что я чуть ли не при смерти. Тогда он сделает все, что я попрошу. Раздумывая над этим, я понеслась, не разбирая дороги, в сторону сквера, лихорадочно придумывая, как себя вести. Саша — парень аккуратный и обстоятельный, он запросто может прийти минут на пять пораньше.

Оставалось две минуты, когда я подлетела к месту встречи, правда, с другого конца сквера, со стороны колючего кустарника. Саши не было видно, это меня ободрило. Решив не терять времени, я рванула через кусты, о чем сразу же пожалела. Колючки здесь были такие, что запросто могли проткнуть меня насквозь. Видимо, я оказалась первым добровольцем, рискнувшим пойти на такой поступок со времени посадки этого зловредного растения. Иначе здесь непременно должны были бы висеть клочья шкурок несчастных. Расцарапав себе левую ладонь до крови, я с достоинством выпала из кустов на асфальт. Обматерив про себя всю известную мне флору, а чтобы не ошибиться, и фауну, я похромала к скамейке. Только я успела опуститься на нее, показался Саша, как всегда весь безукоризненно отглаженный и улыбающийся. Минута в минуту. Отдышаться после иглотерапии я еще не успела, из расцарапанной ладони сочилась кровь, и царапина здорово щипала. Все это отражалось на моей физиономии, выглядело, похоже, на пять баллов и нужное впечатление произвело. Потому что Саша, не доходя до меня, остановился и вытаращил глаза, чего раньше мне никогда видеть не приходилось. Конечно, мой новый имидж сбил его с толку, и парень растерялся. Но не такой он человек, чтобы полдня стоять с открытым ртом, поэтому рот он закрыл, твердой походкой подошел к скамейке, сел рядом и сказал:

— Добрый вечер, Алевтина Георгиевна!

При этом глаз от меня оторвать он не мог и, что говорить дальше, не знал. Я грустно улыбнулась и ответила:

— Здравствуйте, Саша!

Потоки крови показывать было еще рано, поэтому я сжала ладонь, с печалью думая, что могу перепачкать себе одежду. Между тем Саша, немного помявшись, спросил:

— Алевтина Георгиевна, вы что, плакали?

Поморгав, я не нашлась, что ответить, потому что никак

не могла вспомнить, плакала ли я сегодня (или вчера?), и как лучше сказать: то ли плакала, то ли — придется, если ты мне не поможешь. Поэтому я несколько неопределённо дернула головой и вздохнула, предоставляя Саше додумывать самому. В целом встреча проходила довольно печально, словом, так, как надо. Поговорив немного на общие темы, я поняла, что Саша готов к тому, чтобы начать излагать ему суть моей проблемы. Сильно пугать его сразу не стоило, так как я боялась, что он потащит меня в милицию или куда-нибудь в этом роде. Поэтому, поговорив о смене Сашей его старой «шестерки» на новую «девятку», я с жалостливым вздохом как бы невзначай разжала расцарапанную ладонь и чуть его качнула. По совести говоря, крови-то было не слишком много, но, размазанная по всей ладони, она выглядела впечатляюще. Саша отреагировал очень верно: схватил меня за

руку и, молниеносно выхватив из кармана белоснежный, аккуратно сложенный платочек, принялся перевязывать мне ладонь. Лань, нервно вздрагивая, молча роняла с пушистых ресниц горькие слезинки, переливавшиеся в свете вечерних фонарей всеми цветами радуги... Но носом не хлюпала и не сморкалась, как обычно поступала в подобной ситуации. Саша же, перевязав кровавые раны, руку отпустил, развернулся ко мне всем корпусом и, укоризненно качая головой, спросил:

— Алевтина Георгиевна, голубушка, это еще что? Вы меня простите ради бога, ничего я понять не могу. Я же вижу, что с вами что-то произошло. Не волнуйтесь, я лишнего спрашивать не стану, я вам помочь хочу... Может, ноги кому выдернуть надо или еще что? (Гром аплодисментов и испуганные, но доверчивые глаза.) Простите... Не хотел вас напугать... Я же понимаю, раз мы с вами встретились здесь, то помощь моя может пригодиться.

«Умный мальчик, — подумала я. — И перевязал. Мужики пошли, одно загляденье, платочки стерильные, как у медсестер. И все меня вытирают. Не к добру...» Я покосилась на Сашу. Он ожидал ответа и меня разглядывал. Блондинкой то он меня в жизни не видел. Не могу понять, нравится или нет... Чего это я как-то раньше не замечала, какой Сашенька мужик видный. Орел-мужчина. А как смотрит...Умереть, не встать. Да-а..Ой, что это я? Как меня мужик платком вытрет, так у меня крыша едет. «Гормоны шалят, совсем развинтилась, — опять чувствуя близкие слезы, я всхлипнула. — И пауза чересчур затянулась...» Не удержалась, быстренько достала свой платок и вытерла нос. В отношении чистоты с Сашиным он и рядом не лежал.