Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Мотора и в кабинете стоит гиря. Я сейчас внятно назову предмет, который полковник Мотуренко преподает: наземные средства связи и радиотехническое обеспечение. Уфф… Так вот, если ты на семинаре или на зачете «плывешь» по НСС РТО, есть маза спастись: отожмешь «двухпудовку» десять раз – всегда «тройку» поставит.
Мотуренко мне чем-то напоминает киношного белогвардейского офицера. Он невпечатлительный и решительный. Была тут у нас история. Шел развод на малом плацу. Как раз под окнами нашей казармы. Мы с Климом стояли дневальными. Настроение было не очень. И как его можно поднять? Внизу строился весь будущий наряд по училищу. А тут Мотор, и он командует. Идея у нас с Климом родилась моментально. Гиря! Мы берем из казарменного спортгородка гирю. Раскачиваем ее в четыре руки и катапультируем в окно, с четвертого этажа. Уиииууу!!! Взрыв! Что такое?! Неужели мы не рассчитали силы и забросили в артиллеристский склад?! Далековато, метров восемьсот до него будет! Оказалось все проще. Гиря попала аккурат в канализационный люк. Буууухххх!!! Осколки разлетались по всему плацу. Но Мотор всегда готов к бою, зычно он подает команду, словно ждал нашей выходки:
– Ложись!!!
Наряд, грохоча бляхами, кидает свои тела на асфальт. А мы, два идиота, выглядываем в окно, желая насладиться произведенным эффектом. Естественно, палимся. Нас ловят, оплодотворяют еще пятью нарядами. Все. Я, честно говоря, думал, что расстреляют. Но… Есть, оказывается, залеты и круче. Их можно квалифицировать как настоящие преступления. Вон, давеча Яшка, в смысле Валера Яковлев, вырывал листок из конспекта работы Ленина. Тоже, видать, скучно стало. Сложил из него «самолетик» и запустил в окно. А этого бумажного голубя подобрали, отнесли куда надо. Вычислили Яшу по почерку и влепили взыскание по партийной линии. Да… Гиря – это вам не работа Ленина. Короче говоря, мы легко отделались. Ротный орал. Потом сержанты приказали нам достать крышку от люка. Перелезли мы с Климом ночью через забор, выворотили люк из увальской дороги и восстановили его на нашем плацу. Все тем и закончилось.
Так вот Мотор, Мотор… Наш очередной наряд по кухне… Инструктаж.
– Ногти к осмотру!!!
Боже, а это еще что за команда? Тем не менее мы вытягиваем свои руки вперед. Цыпками вверх, ладонями вниз. Медсестра из санчасти, высокая, прекрасная (в армии все дамы прекрасны), она идет вдоль рядов. Мотор участвует в процедуре.
– У кого «траурная кайма»?! Вот вы, товарищ курсант!
Мотор останавливается перед высоким горбоносым Боярышниковым из седьмой роты. Он заступает «сервером».
– У вас есть грязь под ногтями (и зачем полковнику все это нужно)?!!
– Исключено.
– В смысле?!
– Исключено, товарищ полковник. Я их сгрыз. Ногти.
Курсант протягивает вперед свои кисти. Как пианист перед записью симфонии Баха. Пальцы едва не касаются носа дежурного. Мотуренко брезгливо отодвигает их своей рукой-ластой. Выходит на середину. Встает перед строем. Дает важнейшие напутствия:
– Запомните! Ни в коем случае не кидайте в парашу стекло! Ибо свиньи…
Полковник задумывается… Длинный жилистый перст застывает, указуя в небо (серый, провонявший отходами потолок)…
– Ибо…
Мотор не находит дальнейших слов и устраняется от внутренней дискуссии с самим собой. Бодро подводит итог:
– Ибо-ибо!! Разойдись!!!
Мы гурьбой вываливаем на мороз, по заднему двору проходим на склад получать продукты. Тушенку, гнилую квашеную капусту, рыбные консервы, застывшие свиные и говяжьи туши, картошку. Картошка склизкая, она почти разложилась от воздействия времени, влаги и холода. Так, теперь основное. Мы передаем по цепочке, из рук в руки, огромный брикет желтого сливочного масла в вощеной бумаге. Под охраной Колпащикова это сокровище загружается в воинский холодильник. На холодильнике навесной замок. Ключи у дежурного по столовой, прапорщика Гаврилюка. Это маленькое сморщенное чудовище отвечает за то, чтоб училище завтра утром не осталось без необходимых жиров.
Каждый день в КВАПУ на вес золота. Не теряй времени, курсант, учись всему необходимому, чтоб стать офицером. Вот сейчас нам предстоит постичь великую истину. Как. Приготовить. Завтрак. Обед. Ужин. На две тысячи человек. Ну разве выйдет из нас хоть что-нибудь без этого сокровенного знания?
А я вот думаю, что готовить должны повара, это их профессия. Но в армии думать вредно. Поэтому вперед, на кухню!
* * *
Картошка… Что гражданские люди знают про этот овощ? Да, его можно есть. Картошка «в мундире», фри, пюре, и все такое прочее. А то, что ее можно чистить всю ночь напролет, до одури, до кровавых мальчиков в глазах, это они знают?! Для нас картошка – часть военной службы. Сколько я перечистил этих клубней за годы пребывания в КВАПУ? Пять вагонов? Десять? Не знаю. Много. Каждый раз в наряде по кухне мы чистим по шесть ванн. Больших чугунных ванн, в которых нормальные люди обычно моются. Или просто балдеют. Лежат себе в теплой воде с пеной! С сигарой во рту, как персонаж фильма «Генералы песчаных карьеров»… Мы эти ванны заполняем картошкой, лишенной кожуры тупыми столовыми ножами. Нет, постойте, у нас была электрическая картофелечистка. За четыре года я видел, как она работает, всего только раз. Что это за механизм? Каскад осей с наверченными на них цилиндрическими пористыми камнями типа пемзы. Высыпаешь в эту машину картошку. Оси крутятся, камни оскабливают кожицу. Но все «глазки́» потом все равно приходится выковыривать ножами. Но однажды случилась беда. Мы сдавали наряд третьему курсу. Они нас достали придирками. Вот я и сбегал на задний двор, зачерпнул ведро щебенки из кучи и высыпал в чудо-машину. Включил, она погремела немного и задымилась. Думал, починят ее к нашему следующему наряду. Но работающей картофелечистку я больше не видел.
Наш наряд начался. Ужин проходим быстро, на свежих силах. И вот курсанты наелись и покинули это убогое заведение. Столовая пустеет, мы всем нарядом собираемся в овощерезке. Начинается распределение по работам.
Первая забота дежурного по столовой, старшего сержанта Колпащикова, организовать вскрытие железных банок с консервами. На грядущий завтрак ожидается скумбрия в масле. Чтоб это событие произошло (вскрытие), необходимо выполнить определенные действия. Из числа наряда подбираются двое курсантов. Желательно психически устойчивых, не склонных к излишней агрессии, суициду и не страдающих клаустрофобией. Далее. На кухне есть такой коридор… Он слепой. То есть заканчивается он не выходом, а маленькой комнаткой. Там стоят два железных стола. Две огромные кастрюли-выварки. Это даже не кастрюли, а баки! В комнатку ту заносят десять картонных коробок рыбных консервов. Начальник столовой лично заводит туда же отобранных двух «счастливцев». Выдает им два огромных острых ножа. Вместо двери у этой комнатки калитка из решетки с частыми толстыми прутьями. Начальник закрывает ее на большой висячий замок. Автономка. Как на подводном флоте. До утра. А в начале коридора – тоже решетка, с калиткой, да еще укрепленная сеткой-рабицей. И тоже замок. Зачем существует вся эта конструкция? Да чтоб консервы не тырили. Чтоб не могли через решетку перекинуть десять-двадцать банок наряду, своим. Через весь коридор да еще через две решетки не добросишь. Первое, что делают те двое, что заперты, они мстят всему училищу за уготованную им судьбу. Они нажираются этих консервов до естественного наполнения организма, до икоты. Пока впалое брюхо не превращается в перекачанный баскетбольный мяч. Перекуривают (сигареты перед «автономкой» не отбирают, не совсем тюрьма все-таки) и приступают к работе. Никакой эстетики вскрытия консервных банок не существует. Их просто рубят ножом пополам. И, как из аккуратно разбитого яйца, выливают содержимое в баки. Эти парни потеряны для нас до утра. С рассветом их откроет Колпащиков. Отпустит в казарму. Они проспят до обеда. А потом еще неделю будут ходить с перебинтованными руками, потому что рукоятками ножей они сотрут ладони до кровавых мозолей.