Практически на каждой фотографии DPV изображена машина с торчащими во все стороны стволами, мчащаяся между дюнами в манере, напоминающей езду на заднем колесе мотоцикла. Чрезвычайно задорные картинки.

К сожалению, это только картинки. Не реальность.

Насколько я понимаю, конструкция DPV происходит от машин, участвующих в гонках-баха[38]. «Раздетые», они, несомненно, напоминают свои прототипы. Проблема в том, что мы не водим машины раздетыми. Вся артиллерия, которую мы на них возим, добавляет весьма существенный вес. Кроме того, не забудьте прибавить наши рюкзаки, запас питания и воды для выживания в пустыне в течение нескольких дней. Канистры с горючим. Я уже не говорю о трех полностью экипированных «морских котиках» — водитель, навигатор и пулеметчик.

И, в нашем случае, сзади развевается флаг Техаса. И я, и мой шеф — из Техаса, что сделало этот атрибут обязательным.

Нагрузка для такого автомобиля очень большая. На DPV используется маленький двигатель Volkswagen, который, по моему мнению, просто кусок утиля. Он, возможно, отлично подходит для дорожной машины или для дюнной багги, которой не нужно воевать. Но если вы берете DPV на два или три дня, то по возвращении почти всегда столько же времени ее приходится ремонтировать. Неизбежно выходят из строя какие-то подшипники или втулки. Обслуживание мы должны проводить сами. К счастью, в нашем взводе был штатный сертифицированный техник, в задачу которого входило поддержание боеспособности машин.

Но самый большой недостаток этих аппаратов заключается в том, что они имеют привод только на одну ось. Если почва была хоть немного мягкой, это становилось проблемой. Пока DPV движется, все о’кей, но стоит остановиться, — и начинаются проблемы. Мы только и делали, что откапывали их из песка в Кувейте.

Впрочем, если DPV находились в рабочем состоянии, это был взрыв. Будучи стрелком, я забирался на сиденье позади водителя и навигатора, сидевших передо мной бок о бок. Надев тактические баллистические очки[39], я пристегивался пятиточечным ремнем и старался крепко держаться во время езды по пустыне. Мы разгонялись до семидесяти миль в час (113 км/ч). Я выпускал несколько очередей из крупнокалиберного пулемета, затем дергал рычаг у сиденья, и поворачивался спиной против движения к пулемету М60, делая еще несколько выстрелов. Если мы имитировали атаку с бокового ракурса, я мог взять автомат М-4, и вести огонь в этом направлении.

Стрельба из крупнокалиберного пулемета — настоящее удовольствие!

Процесс наведения на цель этой волыны, когда машину непрерывно швыряет вверх и вниз на барханах, — вообще что-то с чем-то. Вы можете водить стволом вверх и вниз, пытаясь удерживать линию стрельбы на цели, но точного прицеливания добиться невозможно — в лучшем случае вы можете полагаться на скорострельность и мощь огня, рассчитывая, что этого хватит, чтобы устроить врагу ад.

Помимо четырех трехместных DPV, мы располагали двумя шестиместными. Шестиместная машина лишена всяческих наворотов — три ряда по два места, и только один «шестидесятый» впереди. Мы использовали эту модификацию в качестве боевой командно-штабной машины. Очень скучно. Это все равно как ездить в фургоне с мамой, в то время как у папы есть спортивный автомобиль.

Наши тренировки продолжались несколько недель. Мы много упражнялись в ориентировании на местности, сооружали скрытые наблюдательные пункты, а также производили разведку и наблюдение вдоль границы. Мы окапывались, накрывали машины маскировочной сетью, и пытались сделать их невидимыми посреди пустыни. Задача не из легких: как правило, в результате наши DPV выглядели как DPV, пытающиеся стать невидимыми среди пустыни. Мы также практиковались в выгрузке DPV из вертолетов, сидя в машинах в момент касания земли: родео на колесах.

Январь подходил к концу, и мы начали беспокоиться. Но не о том, что война вот-вот начнется, а о том, что это случится без нас. Обычная продолжительность командировки в SEAL составляла тогда шесть месяцев. Мы выгрузились в сентябре, и через несколько недель должны были возвращаться обратно в Штаты.

Я хотел сражаться. Я хотел делать то, для чего столько тренировался. Американские налогоплательщики вложили немало денег в мою подготовку. Я хотел защищать интересы моей страны, исполнять свой долг, делать свою работу.

Кроме того, я хотел испытать острые ощущения от битвы.

Тая смотрела на вещи совсем иначе.

Тая:

Я была в ужасе все то время, пока шла подготовка к войне. Даже несмотря на то что официально война еще не началась, я знала, что они участвуют в опасных операциях. Когда «морские котики» работают, риск присутствует постоянно. Крис пытался успокоить меня, говоря, что никакой опасности нет, но меня не так-то просто обмануть, и я умею читать между строк. Мое беспокойство проявлялось по-разному. Я стала нервной. Мне стали мерещиться разные вещи, которых не было в действительности. Я не могла спать при выключенном свете; по вечерам я читала до тех пор, пока мои глаза не смыкались сами собой. Я делала все, чтобы не оставаться одной и чтобы у меня не было времени на раздумья.

Крис дважды мне звонил, чтобы рассказать о вертолетных авариях, в которые он попадал. Обе они были совершенно незначительными, но он опасался, что об этих инцидентах станет известно, и я буду волноваться за него.

«Я просто хочу, чтобы ты знала, на случай, если это передавали в новостях, — говорил он, — что вертолет лишь слегка поврежден, а я в полном порядке».

Однажды он сказал мне, что должен вылететь на вертолете для отработки очередного упражнения. На следующее утро я включила телевизор, и узнала, что у границы Ирака разбился транспортный вертолет, и все, кто был на борту, погибли. Ведущий сообщил, что машина перевозила солдат спецназа.

Среди военных «спецназом» принято называть армейский спецназ, то есть «зеленых беретов», но ведущие новостей часто используют этот термин в отношении «морских котиков». Я тут же сопоставила факты.

В этот день он не позвонил, хотя и обещал. Я сказала себе: «Не паникуй! Это не про него».

Я погрузилась в работу. Вечером звонка по-прежнему не было, я почувствовала, что нервничаю все сильнее… Потом я немного испугалась. Я не могла заснуть, хотя устала от работы и борьбы с готовыми прорваться сквозь притворное спокойствие рыданиями.

Около часа ночи я поняла, что больше не выдержу. В этот момент зазвонил телефон. Я бросилась к нему.