– Сейчас… – Тоня нашла в интернетных дебрях хороший словарь и, к собственному удивлению, узнала, что это «дворецкий».

– Значит, в Канаде сидит латыш, у которого до последнего времени была дурацкая картина с каким-то непотребством, копия которой, опять же до последнего времени, валялась на каком-нибудь чердаке в Кулдиге.

Тоня невольно вспомнила Полищука. Он первым сообразил, что Батлер – латыш.

А вот этого делать не следовало. Потому что следователь поймал мысленный сигнал и через несколько секунд запела Тонина мобилка.

– Госпожа Лаврентьева? – спросил по-латышски мужской голос. – Капитан Полищук беспокоит.

– Да, я узнала вас, – по-русски ответила Тоня. Она действительно узнала это страшное произношение.

– Мне нужно с вами поговорить.

– Это Полищук, господин Хинценберг, – прикрыв микрофон, сказала Тоня.

– Пригласи его сюда, деточка, – посоветовал старый антиквар. – Мы вместе посмотрим на кулдигскую копию. Может быть, до чего-нибудь додумаемся.

– Мне кажется, он не придет…

Тоня догадалась, отчего Полищук так строг. И не ошиблась – он хотел знать, почему о спутнике Тони, высоком молодом человеке, он должен узнавать от соседей покойного Виркавса.

Она стала извиняться – он не принимал извинений и требовал всех Сашиных данных, чтобы вызвать его на допрос.

– Само то, что вы о нем не сказали, уже наводит на плохие мысли, – заявил Полищук. Тоня покраснела – ее обвиняли в преступлении.

Антиквар слушал ее лепетанье с большим неудовольствием.

– Дай трубку, деточка, – наконец сказал он, забрал у Тони мобильник и заговорил с Полищуком по-русски, с легким акцентом, но очень грамотно.

– Господин следователь, моя фамилия Хинценберг, я совладелец антикварной фирмы «Вольдемар» и начальник госпожи Лаврентьевой. Я в курсе ваших проблем. Предлагаю приехать в магазин «Вольдемар» и посмотреть на копию украденной у господина Виркавса картины. Да, у нас есть копия. Мы ее не выставляли в зале, потому что еще не успели атрибутировать, но вам я ее охотно покажу.

Затем Хинценберг продиктовал адрес.

– Нажми кнопку, деточка, – сказал он, возвращая мобильник. – У тебя какая-то непонятная система. Он сейчас придет. Я бы на твоем месте ушел. Ты не умеешь разговаривать с такими людьми, деточка, а этому на ходу не учатся.

– С какими «такими»?..

– С людьми, у которых власть. Я могу спорить, что ты боишься трамвайных контролеров и того человека, который приходит проверять счетчики горячей воды.

– Почему я должна их бояться, господин Хинценберг?! – возмутилась Тоня.

Антиквар засмеялся.

– Деточка, ты не безнадежна. А теперь ты пойдешь на антресоли и будешь оттуда слушать мой разговор с этим господином. Постараюсь тебя, – тут Хинценберг опять перешел на русский, – отмазать. Но это – в первый и последний раз. Я не хочу, чтобы ты привыкла делать глупости. А в этот раз, деточка, ты сделала большую глупость.

– Но Саша действительно ничего не знал и не видел. Он только привез меня и увез… – пробормотала Тоня.

– Дело не в том, что ты забыла сказать о Саше этому следователю. Женщины бывают очаровательно рассеянны. Это мы им охотно прощаем. Дело в том, что ты, деточка, пытаешься его оберегать. Вот это – плохо. Он уже большой мальчик. Никогда так больше не делай. Никогда. Иначе ты сама будешь ремонтировать в своем доме туалетный бачок и сама приносить домой мешки с картошкой. Мы, мужчины, более выносливы, чем можно подумать, глядя на нас.

– Больше не буду, – пообещала Тоня.

– Деточка, врать – нехорошо. Будешь – еще несколько раз. Я думаю, пять или шесть. И невольно станешь ждать благодарности, а ее как раз не будет. Получится цепочка: ты оберегаешь – он принимает как должное – ты обижаешься. Поняла? Если у тебя есть характер, то после шестого раза ты поставишь точку.

Тоня ничего не ответила. Ей заранее сделалось страшно при мысли о разговоре с Сашей. Если бы она с самого начала сказала о нем Полищуку – все бы ограничилось короткой беседой со следователем. А теперь Полищук станет выяснять у Саши, почему о его присутствии умолчали, искать подтексты, тайные смыслы и несуществующие взаимосвязи. Это будет ужасно!

Девушка поняла, что натворила дел, и чуть не заплакала.

– На антресоли, на антресоли! – закричал Хинценберг. – Только не вздумай там чихать! Но сперва – в «маленький домик»! Возьми там рулон туалетной бумаги! Современная молодежь не имеет носовых платков. Если бы в годы моей молодости оказалось, что у девушки нет носового платка, над ней бы смеялся весь город.

Тоня залезла на антресоли заблаговременно. Плакать ей уже не хотелось. Нагоняй от Хинценберга ее немного вразумил. Но старый антиквар не знал о грядущей свадьбе. Если бы знал – нагоняй был бы куда жестче.

Полищук пришел очень скоро. Продавщица Зоя Ивановна, новенькая, но очень старательная, сразу препроводила его к Хинценбергу и тут же вернулась за прилавок – подвешенный к дверному косяку колокольчик опять зазвонил, пришли возможные покупатели. Зоя Ивановна молилась Богу, чтобы это оказались женщины, – женщины сразу шли к прилавку с золотыми серьгами и кольцами. Она, собравшись работать в «Вольдемаре» долго и успешно, изучила все гороскопы, связанные с драгоценными камнями, и могла присоветовать талисман на все случаи жизни. Но это были два старичка, которых она уже запомнила: один – лысый, другой – с седой гривой. И они уже знали, что будут покупать.

Войдя в запасники, Полищук первым делом высмотрел Хинценберга. Тот из принципа не снял халата с беретиком и ждал следователя с кулдигской копией в руках. Следователь официально представился, антиквар предложил ему сесть.

– Вот точная копия украденной у Виркавса картины, – сказал он по-русски. – Любуйтесь. Если хотите, фотографируйте. А потом ищите связь между оригиналом и копией.

– А вы эту связь видите? – спросил Полищук.

– Я вижу.

– И что же это за связь?

– Картина, как теперь говорят, мессидж.

Тоня чуть не свалилась с антресолей. Она думала, что старик и слова-то такого не знает.

– То есть сообщение?

– Да, сообщение, – подтвердил Хинценберг. – Посмотрите на этого каменного дурака. Видите, что написано?

– На каком это языке? – спросил Полищук.

– Молодой человек, такого языка нет в природе. Или аббревиатура, или…

– Шифр?

– Мне тоже кажется, что шифр, – согласился Хинценберг. – Это может быть число из шести цифр. Что оно означает – одному Богу ведомо. Во всей картине только оно и представляет некоторую ценность. Сами видите, она уже ни на что не похожа.

– Откуда вы знаете, что это – точная копия?

– Так сказала госпожа Лаврентьева. Она очень опытный эксперт. Не смотрите на ее молодость. Я ее сам учил, я знаю.