— Тихо, — негромко и бесстрастно сказала она, поднимая руку и указывая на дверь. — Очень тихо. Все вон.

Оставляя детали платья, все двенадцать служанок, шурша многочисленными длинными юбками, стремительно покинули примерочный кабинет.

Как только последняя из них покинула кабинет, открытые бессилие и ярость отразились на лице Катарины.

— Гончую?! — неверящим тоном переспросила она. — Он осмелился выпустить на волю Адскую Гончую?! Проклятие Тармаамрата, она же разорвет Гленрана, она же вылакает его до основания, до дна, до капли, — если мы не решимся его защитить!.. — Опомнившись, что думает вслух, она прикрыла кольцо рукой и несколько долгих минут напряженно размышляла, не двигаясь.

— Проклятие! — наконец едва слышно сказала она. — Чертов ублюдок Краэнн!.. Не мог убить его попроще!.. — и снова замолчала, уставив невидящий взгляд в широкое заполненное алеющими закатными лучами окно.

— Что с Даниэлем? — внезапно отрывисто спросила инфанта, щурясь и кривя губы в досаде; выслушав ответ, она еще более потемнела лицом и замолчала, закусив губу. Затем ледяным тоном спросила: — Как вы могли потерять его?! Дайте мне Хранителя… Где Ферэлли, мэтр?

— Око Небес не видит его! — едва слышно донеслось из глубины бриллианта; обладатель голоса торопился, старательно тараторя заученные, подготовленные слова: — Ровно через две минуты после полудня он вошел в свой дом, где неожиданно непроницаемым пятном его окружила темнота; с того момента вместо ответов на все заклятия Видения, Проникновения и Познания я получаю одно и то же — непроницаемую клубящуюся тьму!

Он говорил еще что-то, объясняя причины своей неудачи, оправдываясь и каждым словом пытаясь выразить готовность продолжать начатый труд, но принцесса застыла, не слушая его. Губы ее шевелились, в то время, когда Катарина неслышно произносила одно и то же слово: «Тьму, тьму, тьму…», и в глазах ее сияли две собранные, очень спокойные серебряные звездочки.

— Тише, — приказала она, замолчав, но тут же продолжила: — В семье Ферэлли не было амулетов такой мощи, и защититься от Ока он не мог никак. Попыток покинуть пределы Дэртара он также не предпринимал, а если бы предпринял, я бы тотчас узнала. Уже семь часов, как ты не можешь его обнаружить — ни на улицах, ни дома. Это значит лишь, что он отыскал кому-то из практикующих независимых Мастеров телепорт за пределы столицы и оплатил его: так проследите все телепорты последних восьми часов и узнайте, куда был направлен каждый из них!

— Это может быть связано с вторжением в свободу практики Мастеров, — быстро переспросил новый тихий голос. — Ваше высочество, получаем ли мы необходимые полномочия?

— Да, — властно сказала Катарина, лицо которой снова приняло выражение птицы, готовой атаковать любого, кто нарушит ровную линию ее полета, — получаете. Кроме того, к утру подготовьте и заверьте все бумаги по дому Ферэлли, включая обвинение в предательстве Короны и опись имущества семьи… Теперь, Хранитель!

— Да, ваше высочество?

— Ты можешь скрыть от Ока телепорт группы из четырех человек.

— Д-да, ваше высочество, — прошелестел голос, едва слышно и очень слабо.

— Тогда молчи и не мешай мне думать. — Принцесса замолчала, погружаясь в стремительные мысли, которые несли ее все дальше и дальше, через падения одних и возвышения других, через возрождения и смерти, сквозь интриги и открытые противостояния — к Трону.

Через несколько секунд лицо ее преобразилось из растерянного в решительное. Она улыбнулась, чуть разжимая четкую линию слегка влажных губ, вся раскрасневшаяся, с чуть растрепанными черными волосами, — такая прекрасная, что у любого, увидевшего ее, захватило бы дух.

— Слушайте, — спокойно произнесла Катарина, открывая кольцо и чуть приближая его к губам. — Телепорт моей группы по следам Гленрана вы скроете. Но если я начну творить противодействующее Краэнну колдовство, чтобы подчинить Гончую себе, об этом узнает Глава Конклава, сам Краэнн и, возможно, мой отец. Значит, о том, что я официально беру Вельха Гленрана под свою защиту, поймет каждый из них… Ну и наплевать! Он слишком ценен для того, чтобы его убивать, — мы спасем его; когда он будет в моих руках, пусть подумают, как я буду его использовать! Слушайте меня внимательно. Очень внимательно.

10

Даниэль смотрел на нее в последний раз. Полированная темная крышка опускалась, укрывая от взора юноши умиротворенное лицо матери и навсегда отделяя прошлое от предстоящего.

Детство и юность Даниэля закончились, были прерваны неожиданно, в один день, — и прерваны навсегда. Он до сих пор не мог поверить в произошедшее, не мог понять, что происходит вокруг него и какие игры ведет с ним Трон. Он не знал, кому было выгодно убивать его мать. Гленран сделал это, или нет, такое не могло случиться по воле случая.

«Нас хотят уничтожить, — думал Даниэль. — Наш маленький и никому не нужный род; и они практически преуспели в этом… Но они ничего не знают о подарке, который я приготовил для них».

Он сидел молча, сдерживая постоянное желание примчаться во Дворец, к Катарине, бежать к ней, к самому родному и близкому существу, бежать, испрашивая ее помощи, и попытаться хотя бы на время забыть обо всем, — или удостовериться в правдивости мучающей его догадки, согласно которой все происходящее было порождением ее воли. Он просто сидел дома, молча ожидая тех, кто придет за ним, и левой рукой сжимал короткую полированную кость, которую скорее всего ему предстояло сломать.

Даниэль понимал, что бездействие неминуемо обернется против него, и в конце концов труп его украсит небольшую усыпальницу семьи, а потому он потратил несколько часов, отыскивая одного незнакомого ему человека. Несколько недель назад, в разгар их взаимной страсти, Катарина, не стесняясь его, разговаривала с теми, кто исполнял ее приказы, и рекомендовала своему кольцу этого человека как специалиста по работе с огнем; Даниэль запомнил это и сегодня после обеда смог его найти.

Встретившись с брюзжащим толстяком четыре часа назад, Даниэль, для большинства приближенных ко Двору все еще прикрытый титулом любовника инфанты, получил полное, без единого вопроса, содействие, заключенное в двух горстях маленьких темно-красных семян, напоминающих спелые зерна граната. Деньги, заплаченные за них, были настолько велики, что Даниэль поверил в расписываемые свойства этих семян. А затем, сознавая, что скорее всего погибнет несколько десятков, а то и сотен людей, потратил еще час, пройдясь по центральным улицам Дэртара и равномерно раскидывая их в неприметных, затененных, но важных местах.

Вернувшись, он обнаружил следы отряда гвардейцев, недавно побывавшего здесь, пожал плечами и уселся ожидать их повторного визита.

Горькие мучительные мысли не оставляли его. Неиссякнувшая любовь и недоказанная ненависть боролись в его душе; при этом юноша был очень спокоен, провожая в последний путь свою мать.

Никого ближе у Даниэля не осталось, слух о его немилости уже прокатился по Дэртару, и если мастер огня, редко покидающий свое жилище и мало с кем деливший обеды и завтраки, еще и не подозревал, то многие уже знали — прежние друзья скорее всего уже сейчас стали бы до невозможного заняты, обратись он к ним за помощью — ведь каждому из них следовало подготовиться к важнейшему празднику этого десятилетия, Дню рождения инфанты, достойно. Даже похоронить Диану Ферэлли сейчас было немыслимо.